Школа обольщения - Джудит Крэнц

Женщины начали беседу с той самой темы, на которой расстались в свою прошлую встречу четыре года назад. К концу второго дня они почти перекормили друг друга рассказами о главных событиях прошедших лет, в течение которых общались только по телефону. Билли достаточно поправилась, чтобы сидеть во дворе, в тени навеса у бассейна, а Джессика загорала рядом и с восторгом болтала ногами в воде.

— О, какое блаженство! — выдохнула она, немного помолчав. — Полнейшее, абсолютное блаженство — не иметь ни детей, ни мужа. Ты не представляешь, как мне сейчас хорошо. Не знаю, что такое нирвана, но там и вполовину так хорошо быть не может. Кому нужна эта абсолютная пустота, когда на свете есть Калифорния?

— Но, Джесси, — сказала Билли, чем-то смутно встревоженная, — ведь ты их обожаешь, разве не так? Твоя чудесная жизнь — это ведь не пустая болтовня?

— О боже, конечно нет, дорогая, я обожаю этот чумазый сброд, но иногда, даже частенько — ох, не знаю, но, к примеру, просто составить меню… — да легче горы своротить!

— Джесс, это смешно. У тебя лучший повар на Восточном побережье.

— Был, дорогая. Был лучший повар. Миссис Гиббонс ушла три месяца назад. Все началось примерно за год до того: девочки вдруг стали строгими вегетарианками. Хорошо, кто спорит? Это так праведно, так чисто и невероятно скучно. Потом близнецы шесть месяцев отказывались есть все, кроме пиццы. Никогда не заводи близнецов, милая, у них потрясающая сила воли. Чтобы как-то сбалансировать их питание, нам приходилось потрошить витаминные капсулы и хитроумно разбрызгивать их среди красного перца. Миссис Гиббоне потребовала настоящую печь для пиццы, я ее достала, но на самом деле от ухода ее удерживала лишь готовка для Дэвида. Ты знаешь, он не признает ничего, кроме утонченнейшей французской кухни, и это льстило ее гордости. Но конец настал в тот день, когда Дэвид-младший начал свои упражнения в вере.

— Что?

— Он соблюдает кошер.

Билли озадаченно уставилась на нее.

— Он решил, что хочет пройти Бар-мицвах. Начал изучать иврит, читать Ветхий Завет, а на следующем этапе потребовал строго кошерной пищи. Мы отвели одну из буфетных под кухню для него, и он готовит там на плите, ест из бумажных тарелок пластмассовыми ножами и вилками. Но хуже всего не то, что он отказывается есть пищу, которую готовит она. Однажды он велел миссис Гиббоне не проходить мимо его кухни, потому что она, видите ли, «трефная». Она припомнила ему, как готовила детское питание, как никогда не кормила его консервами, и так разобиделась, что собрала вещи и ушла. Я ее не виню, но с тех пор у меня побывала дюжина поварих. Уходя, все они заявляли, будто не предполагали, что им придется готовить на целый ресторан и освобождаться только к ночи.

— Ох, бедная Джесси! — Билли покатилась со смеху над незадачливой подругой. — Прости, но стоит представить Дэвида-младшего, прихлебывающего персональный куриный супчик… А он зажигает свечи в пятницу вечером?

— А как же.

— А ты не думала войти в контакт с местным отделением «Евреи за Иисуса»? — хохотала Билли.

— Прикуси язык. Хватит с нас и того, что есть. По крайней мере, я знаю, о чем все это.

— Значит, ты все-таки воспитала их евреями, — сказала Билли.

— О, нет, дорогая, только мальчиков. Девочки — епископалки, их крестили в той же церкви, что и меня. Как у Ротшильдов — мальчики продолжают традиции отцовской семьи, девочки могут делать все, что хотят.

Джесси замолчала и искоса взглянула на Билли. Убедившись, что выражение, которое она в последние дни замечала на лице у подруги, ей не мерещится, она отвернулась от бассейна и сменила тему разговора:

— А не пора ли тебе перестать изображать бравого солдатика и поведать мне обо всем?

— Что рассказывать? Мне нечего скрывать. Когда ты приехала, я жаловалась на сыпь от сумаха, но с каждым охом и вздохом чувствовала себя все лучше. Вот такой бравый солдатик.

— Выкладывай.

— О чем ты, Джесси?

— О Вито.

— Вито?

— Твоем муже.

— А-а…

— Да, о нем самом, — не отставала неумолимая Джессика. — О счастливом новобрачном Вито.

— Он просто чудо, Джесси. Никогда не думала, что человек может быть таким подвижным, творческим, энергичным.

— Не болтай.

— Мне никогда не удавалось тебя обмануть.

— Он «десятка»?

— А-а, это уж точно. Можешь мне поверить.

— Хорошо, тогда в чем же ужасное препятствие, невыносимая помеха, непредвиденная ловушка, от которой нет избавления?

— Кто-то что-то сказал о ловушке?

— Все говорят, все жены, каких я знаю, и я в том числе. Иногда по вечерам, когда я готовлюсь лечь в постель, Дэвид уже крепко спит. У каждой женщины муж в чем-нибудь безнадежно неисправим.

— Эллис не был, — приглушенно промолвила Билли.

— Ах, Билли, это нечестно. Ты семь лет была юной невестой Эллиса. Ты так до конца и не стала обычной женой, потому что, пока он был здоров, он просто делал все, чтобы ублажить и защитить тебя, сделать счастливой. Работа всей его жизни отошла на второй план, померкла перед тобой. А потом, когда он заболел, тебя тоже вряд ли можно было назвать обыкновенной женой. Я тебя не ругаю, милая, но ты так и не научилась играть по всем правилам.

— Играть? По правилам? Это как в тех книгах, где жена ждет мужа, одевшись в черные кожаные легинсы, держа стакан джина со льдом в одной руке, смиренно протянутая ладонь другой — просьба об увеличении карманных денег. Это не про тебя, Джессика, все равно не поверю.

Джессика покачала головой с изумлением, к которому примешивалась жалость. Почему Билли не хочет жить в реальном мире? Кожаные легинсы тут ни при чем. Впрочем, Дэвид имеет слабость к узким атласным брючкам от Фернандо Санчеса.

— Игра, — внятно произнесла она, — называется «счастливое замужество». А правила — компромиссы, на которые приходится идти ради этого.

— Компромиссы! — воскликнула уязвленная Билли. — Со дня свадьбы я только и делаю, что иду на компромиссы. Один за другим, будь они прокляты. Маленькая Билли, кроткая и мягкосердечная. Поверь, ты не узнала бы старую подругу, если бы увидела меня в Мендосино в роли идеальной жены продюсера.

— Ненавидящей эту роль ежесекундно…

— Примерно так, кроме того времени, когда мы ночью остаемся вдвоем. Я думаю, Вито осознает, что я рядом с ним, только когда мы там занимаемся любовью. Интересно, узнает ли он меня, если не показывать ему мою «кошечку», чертов сукин сын.

— Ну что ж, если так плохо, разводись.

— Ты рехнулась, Джесси? Я от него без ума. Его было так трудно заполучить, и я не собираюсь его отпускать. Я без этого подонка жить не могу.