Школа обольщения - Джудит Крэнц

Долли примиряюще обвила Билли руками.

— Послушай. Я год ездила с наездником родео и столбенею при виде лошадей, так что я тебя прекрасно понимаю. По крайней мере, могу держать пари, что мистер Орсини, когда приходит домой по вечерам, не воняет конским навозом. Знаешь, мистер Хилл сказал, что хотел бы, чтобы я каждый вечер смотрела отснятый за день материал. Может, ты посидишь рядом со мной и все объяснишь? Совершенно не понимаю, о чем вся эта петрушка. Я снималась всего в одном фильме и совсем запуталась. Эй, что тут смешного? В конце концов, ты жена продю… О боже, где мой носовой платок?

В среду, когда все было в полном разгаре, приехала Мэгги Макгрегор со съемочной группой — «дней на пять-шесть», собрать материал для телепередачи о Вито под рабочим названием «День из жизни продюсера».

Билли, пряча в глубине глаз сумрачные мысли, смотрела, как Мэгги весело суетится, убежденная, как и все тележурналисты, что все дела всего мира — лишь площадка для их игр. Для обитателей Мендосино Мэгги была первой появившейся здесь настоящей звездой. К этому времени они так свыклись с работой над «Зеркалами», что уделяли процессу не больше внимания, чем шалостям своих собак, кошек или детей. Выказывая дружелюбный интерес ко всем участникам съемок, они из всех актеров узнавали разве что Сандру Саймон, да и то лишь в том случае, если их жены смотрели эту «мыльную оперу». Но Мэгги Макгрегор!.. Вот это знаменитость! Ее программу каждую неделю смотрела чуть ли не треть семей. Она давала возможность почувствовать, что зрители, то есть они, сидя в своей глуши, знают все, что происходит в больших городах, из которых они с отвращением сбежали.

Мэгги крутилась повсюду, без оглядки перешагивая через провода, ни секунды не раздумывая, внедрялась в любую группу работников, словно вся команда «Зеркал», от самого Вито до последнего карандаша в гримерной, принадлежала лично ей. Она уверенно, как дома, расхаживала по запретной рабочей территории, по съемочному миру, от которого Билли отгораживали невидимые, но непреодолимые барьеры. Билли с горечью подумала, что, черт возьми, у Мэгги есть все необходимые полномочия, и зрачки ее глаз стали похожи на осколки гранита. Что, черт возьми, ей надо сделать, чтобы выбросить из головы этот образ?

Билли решила побродить по невозделанным полям вокруг Мендосино. Она уйдет подальше от съемочной площадки, найдет в траве местечко поудобнее и просто полежит, пока не успокоится. Долли, ее подруга Долли была сегодня занята, так что она просто погуляет одна и вернется свежая, обновленная, спокойная.

Тремя часами позже она вернулась, чувствуя себя другим человеком. Солнце, ветер и тихоокеанский бриз сделали свое дело. Постарался и сумах, ядовитый дуб, что растет в тех местах привольно, как полевые цветы и ежевика, но далеко не так бросается в глаза. На следующий день Билли летела в Лос-Анджелес к лучшему дерматологу Западного побережья. Стараясь не чесаться, она спрашивала себя, стоило ли отравиться сумахом, чтобы не торчать все оставшееся время в Мендосино? Вряд ли такой выбор идеален, но, бог свидетель, все равно это лучше.

* * *

Вскоре она изменила свое мнение. Сумах, как оказалось, вызывал сыпь, похожую на потницу. И врачи мало чем могли помочь, разве что немного ослабить зуд, прописав успокоительные, антигистаминные и снотворные пилюли. Неожиданно для Билли следующие пять дней превратились в бесконечную пытку, и в беде ее утешало лишь то, что сыпь не распространилась на лицо. Вито звонил каждый вечер, но такое общение неизбежно становилось безрадостным. Расспросы и соболезнования по поводу зуда — малоинтересный предмет для разговора, и, пока Вито на расстоянии пытался ее утешить, она слышала вдали голоса Свена или Файфи и представляла, как Вито говорит с ней, а мысли его заняты ими. Она спрашивала его, как продвигается картина, но на самом деле не обращала внимания на краткие ответы Вито, и в конце концов слова «все отлично, дорогая, просто отлично» стали у них ключевой фразой разочаровывавших, наполовину лживых ночных телефонных переговоров.

Через десять дней Билли начала поправляться. Огромные пузыри на руках и ногах между пальцами стали потихоньку подсыхать, она уже не просыпалась по двадцать раз за ночь, боясь во сне расчесаться. Она говорила себе, что все еще похожа на собачью колбасу, но вдруг ей отчаянно захотелось с кем-нибудь пообщаться. О, как ей не хватало тети Корнелии, ее лобовая атака на жизнь всегда подбадривала Билли. Может быть, если послать самолет за Лилиан, та прилетит к ней? Нет, с грустью припомнила она, каждое лето графиня навещает Соланж и Даниэль, они обе замужем и живут в Англии. Там она тает от счастья, когда благовоспитанные английские карапузы называют ее «бабушкой» и просят ее продемонстрировать искусство поджаривания ломтиков хлеба в камине. Поддавшись порыву, Билли сняла телефонную трубку и позвонила в Истгэмптон Джессике Торп Страусе.

— Джесси? Слава богу, ты дома.

— Билли, дорогая, где ты? В Нью-Йорке?

— Снова дома, в Калифорнии, прихожу в себя после отравления сумахом и оторвала бы себе руки, если бы сил достало.

— Какое несчастье, а я-то думала, у тебя великолепный медовый месяц с божественным мужчиной.

— Не совсем так. А как твои пятеро чудесных детишек и очаровательный Дэвид?

— Милая, лучше не спрашивай.

— Что случилось?

— Этот сукин сын каждый день увозит их учиться ходить под парусом на целый день, а ты знаешь, как меня укачивает даже в весельной лодке. От меня им нужно только, чтобы я их бесконечно обеспечивала сухими теннисными туфлями — кроссовками, шиповками или как их там называют, и запоминать не хочется, — и дюжинами сухих носков. Чудовищное лето!

— Джесси, если я пришлю за тобой самолет, может, выберешься ко мне на несколько дней? Нам придется побыть дома, потому что я еще не могу выходить, но было бы так здорово, — умоляла Билли.

— А когда этот твой самолет прилетит сюда?

— Я извещу пилота и сразу тебе перезвоню. Ты уверена, что тебе это не хлопотно, бросить семью в разгар лета? Серьезно?

— Хлопотно? Ха! Я и записки им не оставлю. Так этим негодяям и надо! Пусть сходят с ума, вычисляя, где я, если вообще заметят. Помнишь старую застольную песенку о том, что нельзя доверять моряку ни на сантиметр своей кожи, что выше колен? Так это про мою жизнь.

Джессика прилетела на следующий день, по-прежнему божественно поникшая, хотя сейчас, когда ее хрупкая фигурка потяжелела килограммов на десять, ее понурость выглядела скорее соблазнительно сладострастной, чем поэтически трогательной. Она приближалась к тридцати восьми, но мужчины все еще вздыхали, когда она щурила близорукие лавандовые глаза сквозь небрежные кудряшки похожей на облачко челки, которую она рассеянно подстригала маникюрными ножичками, если та начинала закрывать обзор. Муж Джессики, Дэвид Страусе, стал одним из крупнейших в стране владельцев инвестиционных банков, и Билли давно завидовала подруге: какой у нее успешный, плодовитый брак, множество друзей, чудесно организованная и насыщенная жизнь, совсем не как у Билли.