Жертва - Гарольд Карлтон

Он передернул плечами, пересекая улицу, разглядывая длиннохвостых попугаев и голубей, расхаживающих и прыгающих в клетках в его любимой лавочке. И зачем мы устраиваем сами себе тюрьмы? Не было ли бы и в самом деле лучше, если бы он постарался забыть это приключение или, например, изложить все свои чувства (как он и намеревался) в одном длинном-длинном, искреннем и честном письме к Марчелле, все же оставляя открытой дверь для надежды? По крайней мере, сейчас надежда была нужна ему, как кислород.

Когда Марк вернулся из Италии, они отметили его успех в домике Эми в Саутхемптоне, где Эми, невзирая на то, в какую отшельницу превратилась Марчелла, принимала ее с прежней теплотой. На шумных вечеринках она охраняла Марчеллу от «волков» и женатых мужчин, оберегая ее одиночество. Известный писатель заявил, что он влюбился в Марчеллу. Они провели вместе день на побережье, за ужином сидели рядом за столом, но Марчелла осталась совершенно равнодушна к нему как к мужчине, так что даже Эми пришлось за него заступиться.

— Я встретила мужчину, который рожден для меня, Эми, — говорила она. — Не может он вот так просто забыть о нас. Наша история еще не окончена, я знаю, что нет!

Она наблюдала, как Марк играет на рояле, чтобы развлечь гостей Эми, которых он просто околдовал. Люди, которые видели его выступления в «Карлайле», предлагали ему контракты на запись, но она старалась настоять, чтобы он ничего не подписывал, уверенно полагая, что это не принесет добра его карьере пианиста-классика.

Между ними существовало теперь молчаливое взаимопонимание, которое они установили друг с другом с помощью каких-то новых связей. Она написала еще несколько взволнованных, страстных писем Санти, пытаясь объясниться, уверяя его в своей «вечной» любви, чтобы он не думал о ней и о ее безумной семье. Теперь ей приходилось заботиться еще и о матери — последнее время она сильно сдала, и в свои все более частые посещения Марчелла сжимала ее руку в своей, пытаясь передать ей волю к жизни. Она уже плохо сознавала, что эта прикованная к постели старуха и есть ее мать, но сама мысль, что она может потерять ее, была ей ненавистна.

На последнем в этом августе ужине у Эми какое-то внутреннее чувство заставило ее лишний раз позвонить в больницу.

— Я звоню вам весь день, — сообщила ей медсестра. — Мне очень жаль, но ваша мама умирает.

Могильщики, осторожно опуская гроб с телом бабушки в землю, неотступно таращились на Соню. Место на кладбище рядом с фамильной усыпальницей Альдо Балдуччи было куплено для Иды, когда он умер. Погребальная церемония проходила во дворе церкви Маленькой Италии, и, казалось, все только и смотрели на Соню. Хотя она и так обычно носила черное, ее великолепный гардероб позволял ей из чего выбирать. Она явилась в черной мини-юбке, обнажавшей ее длинные ноги, в черном свитере, в черной фетровой шляпке, натянутой на голову, и в черных очках. Марчелла знала, что они должны чувствовать себя польщенными уже тем, что Соня снизошла до семейного события и явилась сюда. Обычно она ее почти не видела, следя за ее успехами супермодели лишь по глянцевым страницам «Вог» или «Базаара» или читая обрывки новостей в «Нью-Йорк пост».

Марчелла была тяжко опечалена потерей матери. Ее визиты к ней — еженедельные проверки, хорошо ли за ней ухаживают, — превратились в привычку. Ида умерла, превратившись в жалкую сморщенную оболочку прежней леди, никого не узнавая, и. все равно Марчелла потеряла ее. Она пробегала взглядом по толпе, всякий раз вздрагивая, когда узнавала в ней старых школьных друзей. Они выглядели намного старше. Неужели и она тоже состарилась? Или это деньги помогали ей покупать возраст? Были ли и они так же замучены своими мужьями, как и она сама, или просто объедались и запускали себя словно в отместку? Она всем им глубоко сочувствовала.

Когда отец Кармелло произнес «Давайте помолимся», она закрыла глаза и представила своих родителей, но вдруг поняла, что не может молиться за них. «Господи Боже, — молилась она горячо, — не позволяй Санти забыть меня!» Она чувствовала, что сейчас он должен быть здесь, с нею, поддерживая ее своим присутствием, своей любовью.

Отец Кармелло произнес небольшую речь, упомянув, что семью Балдуччи он знает с тех пор, как начал служить в этом приходе. Закончив, он пригласил паству, друзей Марчеллы разделить вместе с семьей трапезу — традиционный пирог с вином, — устроенную в зале церкви. Соня была молчалива, замкнута, как будто позировала на стольких фотографиях, демонстрируя бесчисленное множество нарядов, что уже не знает, как вести себя в обычной жизни, особенно на такой серьезной, официальной церемонии. Марчелла заколебалась, когда одна из женщин подошла к ней с книгой и попросила автограф.

— Но я не уверена, что здесь это удобно, — прошептала она.

— Ах, Марчелла, ты что, не узнаешь меня? — Какая-то толстуха радостно заглядывала ей в лицо, словно подзадоривая.

— Зизи! — Марчелла с радостным криком заключила ее в свои объятия. Это была одна из девочек, которые зачарованно слушали ее первые истории.

Зизи нежно прижала ее к себе.

— Я всегда говорила, что ты своего добьешься, Марчелла. Я всегда знала, что однажды ты станешь знаменитой писательницей! А сейчас, пожалуйста, подпиши мне ее на память!

— Я купила твою книгу, как только она появилась у нас в книжном киоске, — произнес другой голос.

— Андреа! — Марчелла обняла свою старую подругу.

Соня дернула Марчеллу за рукав.

— Просто какой-то книжный обвал, — шепнула она. Чмокнула Марчеллу в щеку и тронула за руку Марка: — Да не грусти. Бабушке куда лучше, что она покинула этот мир.

Марчелла смотрела, как Соня быстро и элегантно уходит сквозь толпу.

— Пойду помогу ей найти машину, — бросил Марк, направляясь за ней.

— Ах, какая красавица ваша дочь! — сказала одна из женщин. — Такая красавица! Прошлой ночью мы любовались ею по телевизору. Я говорю — ей-Богу, это Соня Уинтон, а мой муж и говорит…

— Да, спасибо большое. — Марчелла заставила себя приветливо отвечать на их комплименты. Они хотят как лучше. Они же не знают, какой взрыв противоречивых эмоций вызывает в ней встреча с Соней.

— И твой сын — он так красив. Он тоже собирается стать супермоделью?

— Нет, он будет пианистом. Я надеюсь, что он будет концертирующим пианистом!

— Ах, Марчелла, ну как это чудесно! И как ты должна гордиться!

— Да, да, спасибо, — запинаясь, бормотала она. Она пробралась сквозь толпу к вернувшемуся Марку, желая помочь ему преодолеть неловкость в общении с этими славными людьми. Она прошептала:

— Возможно, последний раз мы с ними. Плохо это или хорошо…

Она взяла несколько роз и положила на свежий холм могилы своей матери. Когда она коснулась стеблями земли, из глаз ее наконец хлынули слезы.

К ней тихо подошел отец Кармелло, и она заметила, что морщины избороздили его открытое, приветливое лицо, а пустой взгляд полон самоотречения.