Космическая тетушка - Елена Хаецкая

Над головой девушки кривоватым полукругом шла надпись: «Капитан Бугго Анео. Избранные полеты».

– Это фрагменты, – пояснила тетя. – Наиболее шокирующее я приберегла на потом.

– Ты хочешь это напечатать?

Я полистал рукопись. Кое-где были еще рисунки – карикатуры на Хугебурку, зарисовки пейзажей, по большей части неудачные, и несколько чертежей модных платьев. В двух, как минимум, местах имелись жирные пятна. Местами поля рукописи были исчирканы невнятными черновыми пометками: цифровые ряды, несколько комбинаций из чисел и букв, наброски координат с тремя осями, варианты написания имени «Исиодор»…

Бугго сказала:

– Ну да. Мне надо опубликовать все это. А что?

– Ничего, – сказал я. – Скандал все равно будет.

– Вот и хорошо, – молвила тетя Бугго. – Твой дед придет в восторг. – Она придвинулась ближе ко мне. – Я договорилась с издательством «Поток».

– Тетя! – слабенько ахнул я.

Бугго улыбнулась, выставив клычок с левой стороны губ, – она была довольна впечатлением.

«Поток» представлял собой весьма бойкое новообразование в издательском мире Эльбеи. Поскольку рынок электронных версий был заполнен старыми, весьма солидными фабриками текстов, «Поток» плавал на мели – но плавал исключительно быстро и вертко. Он выпускал только бумажные книжки. Новшество заключалось в том, что книжки «Потока» были чрезвычайно дешевы. На Эльбее платят не за материал, из которого создано тело книги, а за содержание. Самые дорогие произведения – классика, а на последнем месте – развлекательное чтиво. Особое место в тарифной сетке занимает Священное Писание: любой человек может по заявке получить его бесплатно, но может и купить за огромные деньги, если желает сделать пожертвование.

«Поток» поступил дерзко. Во-первых, он начал издавать на бумаге любовно-приключенческие фантазии, чего раньше никто не делал. Во-вторых, продавал их чуть дешевле, чем планшетки. В результате плебс приучился к бумажной продукции и даже стал мнить себя эстетом. Ежемесячный рекламный буклет «Потока» стал разбухать и однажды вышел вдвое толще обычного, поскольку помимо обычной информации о новинках содержал некий эксклюзив – поразительную историю одной писательницы.

Сочинительница любовных фантазий Квенно А., как известно из ее биографии, всю жизнь прожила в замке А., где и скончалась в возрасте девяноста лет по счету Земли Спасения. Вдохновение она черпала в старинном альбоме гравюр, который достался ей от предков. Многие из этих гравюр найдены и опубликованы. Но недавно внучатая племянница Квенно А., носящая то же имя, сделала в замке сенсационную находку. В сундуке, где покойная сочинительница хранила платья своих героинь, в которые переодевалась, работая над очередным романом, Квенно А. – младшая обнаружила подлинную рукопись самого знаменитого произведения бабушки – «Осыпалось золото». И в ближайшее время поклонники смогут насладиться не только текстом, но и почерком, которым этот текст был написан изначально. Со всеми поправками, зачеркиваниями и каракулями на полях, сделанными в минуты раздумья. Стоимость книги по сравнению с первым изданием не будет увеличена.

Бугго оценила идею. Разумеется, она ни мгновения не верила в существование подлинной рукописи Квенно А. и не сомневалась в том, что кто-то из ушлых редакторов «Потока» полгода корпел над стопкой бумаг, переписывая «Осыпалось…» от руки и время от времени делая помарки или вписывая где-нибудь сбоку: «Боже!», «О, эти луга!» или: «Я так измучена!».

– В своем роде они, конечно, пираты, – сказала мне тетя Бугго. – Во всяком случае, не без выдумки.

– Ты сама им предложила? – спросил я.

Бугго радостно закивала.

– Естественно! Коль скоро они начали выпускать «подлинники»… Они ухватились за меня всеми конечностями. И потом, – добавила она, кося глазами, – твой отец, может быть, ничего и не узнает. Разве что мне дадут какую-нибудь крупную литературную премию.

И я потащился в издательство «Поток».

Прежде мне очень редко доводилось выходить за пределы нашего суверенного государства – усадьбы Анео. Дом и сад поглощали меня целиком, столько в них содержалось важного. Я уверен, что никогда не смог бы исчерпать их до конца – такое никому не под силу.

Но тетино поручение выгнало меня во внешний мир, и неожиданно я обнаружил в себе ненасытную жадность: мне вдруг захотелось разинуть пасть пошире и заглотнуть вселенную-другую.

Поначалу я сильно волновался, боясь заблудиться и явить себя смешным; но спустя короткое время, когда я понял, что действительно заплутал, меня охватил покой. Я погрузился в городские улицы, и они тотчас принялись меня развлекать – совершенно как моя нянька, безмолвно, изобретательно, разнообразными гримасами, то смешными, то жуткими.

В первую очередь меня поразило то, что выглядело столь различно в саду Анео и за его пределами, в городе, – то есть женщины и нищие. Женщин было невероятно много, неиссякаемое изобилие женщин. Они как будто изливались из бесконечного источника. Они казались мне на одно лицо, одетые с неуловимым сходством и очень строгие, почти сердитые, а вместе с тем, как я понял, доступные – пусть не мне, а каким-то другим мужчинам. У нас дома, конечно, тоже водились женщины, и в немалом числе, и многих я видел целующимися с гостями и приживалами; более того – я находился почти в эпицентре любовной истории моего брата, но все это меня как будто не затрагивало. А тут любая – я это как-то нутром ощутил – могла бы стать моей, как стала уже чьей-то. От этого обильного течения женщин, несущих на своих телах бесконечные прикосновения мужских рук, я едва не потерял сознание и даже ухватился за стену какого-то дома. Стена была с архитектурными завитушками и оказалась очень кстати. Я даже подумал, что ее нарочно здесь возвели, чтобы поддерживать бедолаг, вроде меня.

Нищие внешнего мира тоже удивили меня, но совсем в другом роде. Наши домашние попрошайки – существа смиренные и веселые, а здешние – угрюмы и горды, и я их так боялся, что старательно обходил стороной. Один даже плюнул мне вслед.

Улицы раскрывались в проемах между домами, и я поддавался каждой новой, которую видел перед собой, а они то бежали прямо, то вдруг изгибались, точно я плутал по чьим-то подвижным пальцам, то растопыренным стрелами, а то сплетенным между собой, чтобы «вранье не считалось».

Наконец я посмотрел в бумажку с адресом и невнятной схемой и начал спрашивать прохожих, и те познакомили меня с каменными людьми, которые служили ориентиром. Сперва я должен был дойти до дома с двумя танцующими ангелами, а там спросить еще. Я отыскал этот дом и долго ходил перед ним взад-вперед, глядя, как танцуют каменные ангелы. Свет по-разному переливался в тонких тугих складках их одежды и стекал по мелким каменным перьям, как вода, и от этого они выглядели подвижными. Потом я спохватился, и следующий прохожий – женщина в полосатом платке, большом, как скатерть для стола на пятнадцать персон, – указала мне путь к дому с четырьмя атлантами. Я слушал, как мне казалось, вполне осмысленно, а потом вдруг подумал, что эти губы, которые сейчас что-то мне объясняют, совсем недавно кого-то целовали, и не только щеки или рот, но и все тело, и я тут же удрал от нее на подгибающихся ногах.