Стамбул. Сказка о трех городах - Беттани Хьюз

в цыганском квартале Стамбула можно было проплясать всю ночь в одном из небольших «увеселительных заведений». На такие вечеринки съезжались цыганские музыканты со всей Турции (сегодня в Турции где-то четыре миллиона цыган – больше, чем в любой стране мира). Когда я была в Сулукуле в 2008 г., разрабатывался план переселить 5000 проживавших тут цыган, а вместо их аляповатых одноэтажных домов построить виллы в османском стиле для представителей появившегося в городе преуспевающего среднего класса. Снос начали в 2011 г., и многие стамбульские цыгане превратились в нищих, вынужденных скитаться по обочинам.

Чтобы представить себе цыганские поселения, некогда во множестве существовавшие в Стамбуле, стоит съездить в Эдирне (поначалу этот город был Адрианополем). Некоторые называют его «цыганским городом» – здесь есть поселки, связанные между собой грунтовыми дорогами. Тут до сих пор работают фермерами, торговцами и музыкантами целые династии цыган. В этом цыганском квартале меня пригласили на музыкальный вечер, где играла группа, состоявшая из братьев, кузенов и прочих родственников. Группой руководил глава семьи, Фарис Зурнаджи. Он пообещал мне, что благодаря его семье я буду плясать три дня подряд. Зарезали кур. В девять утра мы уже пили кока-колу, а в десять – ели домашнее печенье и беседовали о печальном изгнании ромал из Стамбула. Османская система миллетов защищала румов, евреев, армян и ассирийцев, хоть они и считались людьми второго сорта. А вот цыгане такой чести не удостоились, и, похоже, такое предвзятое отношение к ним сохраняется до сих пор.

В христианском Константинополе существовал четкий цветовой код, а теперь спектр его расширился. Мусульмане носили желтые туфли и белые или зеленые тюрбаны, у евреев были желтые шапки и синие туфли, греки одевались в небесно-голубой цвет, а армяне предпочитали фиолетовую обувь. Мусульмане красили дома в красный и строили их выше христиан. Хотя многие продолжали называть свой город по-старому, Костантинийей, Ислам-булом или Стимболи, появились и новые названия – евреи называли Стамбул Kushta, армяне – Bolis, а славяне – Царьградом.

Когда в 1481 г. умер Мехмед Завоеватель, население города составляло около 100 000 жителей. По переписи 1477 г. (которая не учитывала семьи военных и обитателей дворца) в центре самого города жили: 8951 османский турок, 3151 грек, 1647 евреев и 1067 представителей других национальных меньшинств. В Галате проживало 535 мусульманских, 572 греческие, 332 французские и 62 армянские семьи. Были и новые завоевания, и население города быстро росло. Один пленный врач из Испании писал, что во время его трехлетнего пребывания в Стамбуле в середине XVI в. в город привели не менее 29 000 рабов, а общее население османских городов увеличилось на 80 %.

Если 500 лет назад вы прошли бы по Босфору со стороны Мраморного моря, вы бы увидели два отдельных города: мусульманский Стамбул, возвышающийся на западном берегу, и район неверных, край гяуров (немусульман) на восточном берегу Золотого Рога. Стамбул покрывался зеленью, тогда как край гяуров все плотнее застраивался складами и жилыми домами, тесно жавшимися друг к другу. Стамбул возник как кучка древних поселений, разделенных водоемами и расположенных против акрополя – точно так же и теперь город вновь начал разъединяться, делиться, словно капля ртути.

Как неожиданный побочный эффект множества вероисповеданий в Стамбуле проводилась масса различных религиозных праздников. На протяжении всего существования города приезжие отмечали, сколь многие жители одевались нарядно. Тут же напрашивался вывод о том, что это – город праздности и увеселений. На самом же деле при таком множестве вероисповеданий он был даже чересчур благочестивым.

Как ни посмотри – на каждый фрагмент в отдельности или в целом – Царьград вновь возвращал себе свое гордое имя. В Стамбул снова потекли тысячи людей – будь то беженцы или приспособленцы, по приглашению или по принуждению, в отчаянии или по зову сердца. Продовольствие прежде всего доставляли в Стамбул, а с другими поселениями за его стенами не считались. Дело было даже не в противостоянии «мы и они», просто города были в привилегированном положении.

Город, заново созданный мусульманскими переселенцами, превращался в процветающую мировую столицу, где признавали, что ради выживания необходимо привечать иммигрантов, беженцев и искателей приключений.

Глава 57. «Алмаз меж двух сапфиров»

1502–1565 гг. (907–973 гг. по исламскому календарю)

Однажды скромный автор этих строк своими глазами видел десятерых неверных, франков, преуспевших в геометрии и архитектуре, – когда привратник предложил им тапочки вместо их туфель и провел их в мечеть, чтобы показать им ее, они приложили пальцы ко рту. Увидев минареты мечети, каждый из них прикусил свой палец от изумления. А узрев купол, они, подбросив шляпы, вскричали: «Мария! Мария!» А заметив четыре арки, поддерживающие купол с надписью «994 г. по хиджре», франки не могли подобрать слов, чтобы описать свое восхищение. И все десятеро, каждый приложив палец ко рту, так и стояли целый час, в изумлении любуясь этими арками… Я спросил у их переводчика, как им понравилась мечеть, и тот из них, кто в состоянии был отвечать, сказал, что нигде не найти места, где бы сошлось столько красоты – и наружной и внутренней, и что во всем Франкистане [западной части христианского мира] нет такого сооружения, какое могло бы сравниться с этой мечетью.

Эвлия Челеби, «Книга путешествий», о мечети Сулеймание{722}

Благодаря водоемам – «сапфирам», что прорезают город и окружают его, – Стамбул по своей природе представляет собой вереницу уголков, закоулков и прилегающих к ним островков. И отныне османы – народ, пришедший с равнин шириною в дней десять пути, – дышали солью и с наслаждением занимались строительством кораблей.

Османы знали, что им ни за что было не взять Константинополя без корабельной мощи, так что Мехмед II привел христиан-судостроителей, чтобы с их помощью предотвратить возвращение города христианам. В 1502 г. Баязид II заявил, что ему нужны «корабли быстрые, как морские драконы»{723}, и тут же привез с Хиоса кораблестроителей и мастеров. В этом судоходном состязании Костантинийю подгоняла конкуренция со стороны других держав, получивших доступ к морским путям вокруг Африки. Расширяли и строили порты, набережные, пристани и гавани. Растущий военный флот Стамбула с его мачтовым великолепием обрамляла суетливая мелкота: служебные корабли и рыбацкие суда с их изогнутыми, словно турецкие сабли, веслами.

C 1516 г., когда