Реквием по любви - Людмила Сладкова

— Я предупреждал, что накажу! — Монотонно хрипел Похомов, возвышаясь над ней, распластавшейся на земле, у его ног. — Не округляй глазки, кроха. Самое время платить по счетам.

В голове все смешалось. К такому Лизавета не была готова. Подергала руками — тщетно. Он довольно крепко перетянул ее запястья собственным ремнем, и надежно зафиксировал руки, привязав к тонкому стволу ближайшего дерева. Распятая для него. И полностью доступная жадному пылающему взгляду. Девушка поерзала, прислушиваясь к ощущениям. Молодая трава под спиной была мягкой. Не колючей.

— Дима, — прохныкала, сворачиваясь калачиком.

Слишком стыдно. Неловко. Слишком-слишком для нее. Он-то, полностью одет. Уверенно стоит на ногах. Упивается своей властью над ней. Голой. Связанной. Трепещущей.

— Вернулась в исходное положение! Живо!

Проигнорировать подобный тон просто нереально. Облизав пересохшие губы, выполнила приказ. Перекатилась на спину, и, изогнувшись в пояснице, широко развела в стороны бедра.

— Еще раз, сожмешь колени, или попытаешься закрыться от меня — свяжу и ноги! Поняла?

— Поняла…

— Не слышу!

— Да!

— Хороший мышонок! Храбрый. Послушный.

Дмитрий нарочито медленно стянул с себя футболку, заставляя Лизу любоваться игрой мышц. Джинсы снимать не торопился. Конечно! Будет мучать ее. Все не закончится так просто. Что-то подсказывало девушке — эту ночь она не забудет никогда. Мужчина, тем временем, смочил майку в проточной воде, и направился прямиком к ней. Опустился рядом.

— Скажи, ты осознаешь, почему я делаю это?

Слабо кивнула:

— За то, что утаивала от тебя правду, о разговоре с Аркадием Михайловичем. О знакомстве с Заруцким. За то, что ушла, не попытавшись выйти на связь. За то, что написала ту записку…

На последней фразе его глаза полыхнули безумием:

— Верно, маленькая!

Не разрывая контакта, Похомов выжал футболку прямо на ее грудь. От соприкосновения разгоряченной кожи с ледяной водой перехватило дыхание. Столь сильно, что и пикнуть не смогла. Вздрогнула, выгибаясь дугой. Лишь когда соски сжались в тугие комочки, а кожа покрылась крупными мурашками, простонала с его именем на устах.

— Закрой глаза, — куда спокойнее отдал следующий приказ. Как только подчинилась, мужчина укрыл верхнюю часть ее лица, начиная от кончика носа и выше, прохладной мокрой тканью. Ощущения были странными. Удовольствие, граничащее с ужасом. С паникой.

— Тише, — услышала мягкий обволакивающий голос. До невозможного сиплый. — Расслабься.

— Не могу. Мне не по себе…страшно.

— Очень хорошо. Теперь поймешь, какого мне было, в тот момент. Казалось, я ослеп. Оглох. Беспомощно тонул в собственной агонии.

— Дима, мне так жа…

— Тсс! — Накрыл рот ладонью, заставляя молчать. — Просто чувствуй. Слушай. Ощущай…

В следующее мгновение Дмитрий набросился на ее губы, сминая их жестким безудержным поцелуем. Настойчиво проник языком внутрь. Через некоторое время, когда голова закружилась от недостатка кислорода, отстранился. Вновь бросил коротко: дыши! Да только, в этот раз столь простую просьбу выполнить было сложнее. Ведь он вплотную занялся ее грудью. Целовал. Облизывал. Покусывал. Обдавал своим рваным дыханием. Как же ей не хватало сейчас собственных рук! До слез. До истерик. В какой-то момент, настигло озарение. Вот оно! Ее наказание…

Так хотелось прикоснуться к нему. Почувствовать твердые мышцы под своими пальчиками. Все сильнее и чаще, дергала ремень, в надежде, что тот порвется. Лиза готова была выть.

Его губы спускались ниже. Язык оставлял на коже влажную дорожку. Девушка застонала в голос, когда Похомов выпил воду, скопившуюся в ее пупке.

— Господи…Дима!

— Если придется, я просочусь в каждую твою пору, проникну под кожу. — Жесткие губы покрывали низ живота порывистыми поцелуями. — Всякий раз, закрывая глаза, ты будешь видеть мое лицо. Слышать мой голос. Чувствовать мой запах.

— Я…уже…

— Ты принадлежишь мне. — Рисовал незатейливые узоры на ее лобке, в каких-то сантиметрах от чувствительного бугорка, намеренно заставляя замирать от неизвестности. От чувственности момента. Внутри все сжималось. Пульсировало. Требовало. — Со всеми вытекающими!

— Да!

— Кто я, Лиза?

— Мой мужчина, — всхлипывая. — Моя лю…

— Мелковато, Кроха. — Дмитрий замер на секунду, а потом прохрипел, зло и отчаянно, до боли стискивая ручищами ее бедра. — Я — твоя греб*нная вселенная! Запомни и повтори!

Вселенная! Именно! Вселенная!

Боги, как же ей хотелось видеть его лицо, в момент, когда он произносил эти слова. Словно чувствуя ее состояние, Похомов откинул футболку в сторону. Пару секунд на фокусировку взгляда, и выстрел. Выпалила на выдохе:

— Ты — моя вселенная!

— Бл*дь! — Дернулся, словно она его ударила. — Как же меня кроет…

Собственническим движением, прошелся пальцем по нежным складочкам. Лизавета уже извивалась от нетерпения.

— Моя! Да ты течешь, — замурлыкал, растирая влагу. — Даже не знаю, сперва вылизать тебя, а затем тр*хнуть, или наоборот…Что скажешь?

Ее сознание уплывало далеко, в другое измерение. От откровенных слов полыхали щеки. Да так, что боль причиняли.

— Тебе…виднее. — Выдавила через силу. — Тебе…решать.

— Браво, кроха! Научилась давать верные ответы.

В следующую секунду, он проник в нее языком. Лиза не сразу сообразила, что происходит. В прошлый раз, когда Дима ласкал ртом клитор, внутри были пальцы. А сейчас…сейчас все наоборот!

Под напором чувств, закричала. С остервенением задергала ремень, пытаясь освободить руки. В местах трения уже саднила кожа.

— Черт! Черт!

— Не забывай, что наказана. — Строго осадил. — Ты будешь вести себя очень тихо. Не шевелись. Вообще. Совсем. И Лиза, хоть звук издашь — не дам тебе кончить!

Что? Не честно!

Спорить не решилась. Прилагала титанические усилия, чтобы не двигаться. От напряжения вибрировала. На лбу выступила испарина. Сдерживая стоны и всхлипы, кусала губы. Он ускорился, проникая все резче, растирая чувствительную горошину подушечкой пальца все настойчивее. В тот самый момент, когда казалось, терпеть больше не возможно — просто разорвется сердце — ее скрутила сильнейшая судорога. Это стало последней каплей — взвизгнула, уже не контролируя судороги. Над головой, с кроны деревьев, взмыла в небо стайка птиц, явно напуганная ночным вторжением. Не дав прийти в себя, Похомов развернул, укладывая на живот. Руководил, устанавливая в коленно-локтевую позицию.

— Маленькая, — рвано выдохнул, погружаясь в нее до упора, своим не малым размером. — А теперь, будь собой, моя крикливая мышка! Не сдерживайся…