Ястреб халифа - Ксения Медведевич

Наконец ворота со скрипом растворились, и конь мягко зашагал по песчаной дороге, сплошь засыпанной длинными мягкими иголками. Среди прогалин пушилась молодая, тонкая-тонкая травка. Впереди горели факелы по обеим сторонам двери в огромную покинутую усадьбу – Зариф сам их зажег, перед тем как сойти с высокого, заметенного прошлогодней листвой крыльца.

Перед серыми, затянутыми песком и хвоей ступеньками таинственный юноша спешился. Спрыгнул с седла прямо рядом с Зарифом – и тот чуть не обмер. Запах. От юноши пахнуло сильными мускусными духами. Да это не юноша, сверкнуло в голове Зарифа, и все встало на свои места. Конечно, это переодетая мужчиной женщина.

И, густо краснея и отворачиваясь – темно, но, мало ли, заметит, – он принял из ее тонких рук поводья. Их пальцы и рукава нечаянно соприкоснулись, и у Зарифа внутри все замерло. Ух, красивая… Глаза какие большие, и губы… такие… тоже большие.

И, тяжело дыша и переживая, не решаясь более оглядываться, он повел коня в пахнущую затхлым сеном конюшню. А таинственная женщина поднялась по ступеням – и скользнула во мрак двора перед господским домом.

Шаги гулко отдавались в пустующих покоях – Айша шла вдоль расставленных на полу светильников. Узконосые глиняные лампы с ароматическим маслом – к запахам пустого, запертого на зиму дома теперь примешивался густой аромат алоэ и шаммамы – горели далеко друг от друга, так что приходилось внимательно смотреть, нет ли под ногами ступенек.

Следуя указанной трепещущими огоньками дорожке, она прошла через церемониальный зал. Спустилась в первый внутренний двор – все растения в горшках пожухли, изразцы затянуло плесенью и нанесенной муравьями землей. Свернула налево, в анфиладу длинных узких комнат с голыми стенами и пыльным полом. Потом вышла в другой двор, с молчащим, забитым листьями фонтаном, и поднялась по широкой высокой лестнице в комнаты. Там, несмотря на запустение, еще витали смутные запахи притираний и амбры. Видимо, это были комнаты харима – арки здесь покрывала низарийская резьба, а стены пестрели местными сине-белыми изразцами.

Нерегиль ждал ее в маленьком угловом покое, мирадор которого смотрел в запущенный и заросший сад. Плющ заплетал деревянную решетку ставен, бледно-зеленые молодые побеги пробивались внутрь комнаты, торча усиками, – словно тянулись к теплу жаровни, стоявшей у глухой стены покоя. Пол застилал толстый ковер, в углу лежала пара подушек – их явно привезли слуги Тарега, дом был совершенно пуст и обобран при переезде. На ступеньке возвышения горели две последние лампы – дорожка кончалась здесь, у ног застывшего в молчаливом ожидании нерегиля.

Айша сняла тюрбан и встряхнула головой, освобождая волосы, – они упали ей на плечи и на спину тяжелой, оттягивающей голову волной. Не спеша, выбрала три длинные шпильки, подумала и положила их в рукав непривычного по крою кафтана.

Тарег опустился на колени и отдал церемониальный поклон. В темноте светлел парадный кафтан, в котором он должен был явиться сегодня во дворец. Но не явился, прислав вместо себя письмо, адресованное лично ей, Айше. В котором просил о тайной встрече наедине. «Это мое последнее желание, госпожа».

– Это неслыханная дерзость, Тарег, – сказала она, глядя на покорно склонившегося перед ней нерегиля.

Он лежал у ее ног, не шевелясь, – широкие белые рукава делали его похожим на большую птицу. Волосы и руки призрачно светились в сумраке комнаты.

– Ты заслужил наказание и знаешь это, – твердо проговорил Айша. – Ты убил праведника. Святого человека. Как я и мой сын будем смотреть в глаза людям?

Не поднимая головы, Тарег тихо проговорил:

– Вы остались живы.

– Ты убил Али ар-Рида! И всю его семью! И законников – всех, кто собрался в Фаленсийа! Ты уничтожил лучших мужей государства!

– В следующем году Фахр упал бы с коня на охоте. Или поел несвежей рыбы. Или утонул в реке. А тебя тихо придавили бы подушкой в Агмате. Так поступили с младшими братьями твоего покойного мужа и их матерями. Я не мог поступить иначе, моя госпожа. Я дал слово защищать тебя.

Айша стиснула зубы. Не эти ли мысли тревожили ее по ночам? Не об этом ли она совсем недавно говорила вазиру?

Но поздно. Решение принято. Нельзя позволить себе размякнуть. Сначала она отдаст Тарику фирман. Потом отправит людей на поиски ибн Худайра. Впрочем, старик наверняка успел надежно спрятаться. А если Исхака не найдут, придется забыть о прежнем намерении и снять опалу. Сделать вид, что ничего не случилось, – все лучше, чем выставлять себя на посмешище и приобретать могущественного врага…

– А то, что ты сделал на лугу, – измена и государственное преступление, – мрачно проговорила она. – Как ты посмел?

Тут нерегиль вскинулся, поднял голову и посмотрел на нее, запрокинув бледное до прозрачного сияния лицо:

– Я не позволил тебе совершить непоправимую ошибку, моя госпожа.

– Я не спрашивала твоего совета, Тарег. Я поступаю так, как считаю нужным, и, если мне понадобится узнать твое мнение, я им поинтересуюсь.

Он упрямо нахмурился:

– Исхак ибн Худайр – единственный из сановников Аммара, кто тебя не предал. Ты хочешь казнить человека, который остался верен во времена смуты? Странный поступок, не находишь?

– А ты знаешь, кого защищаешь? – усмехнулась она. – Знаешь, чего он требует от меня вот уже второй год?

– Знаю, – кивнул нерегиль. – Я даже знаю, что свиток у тебя с собой.

Айша отмахнулась – потом, мол, – и продолжила:

– Он истребил всю мою семью. А меня его люди не убили просто чудом. Ты полагаешь, что я должна с этим жить?

В ответ нерегиль лишь улыбнулся и покачал головой:

– Исхак верно служил престолу, подавляя мятеж. Ты предлагаешь наказать его за то, что он честно исполнял свой долг перед халифом и государством? Он преследовал не тебя, моя госпожа, а восставший против халифа род.

– Я знаю, – отмахнулась Айша. – Но я устала отбиваться от Фадла и других вазиров. Ибн Худайр нажил слишком много врагов – людям надоели его угрозы и обвинениях во взятках: вот, давеча у моих ног лежал вазир дивана хараджа и клялся, что Исхак клевещет, а сам отправляет караван за караваном в пустыню – закапывать горшки с золотом. Эдак оказывается, что не я правлю, а ибн Худайр. Боятся его, а не меня. Это неправильно, Тарик. Сначала я казню ибн Худайра, а потом вазира дивана хараджа – на того и впрямь поступило слишком много жалоб, надо успокоить народ зрелищем торжества справедливости. Властитель должен властвовать, Тарик. А без страха они перестанут мне служить…

– Ибн Худайр служит не тебе – а государству, – упрямо отозвался нерегиль.

– Почему же сейчас он преследует тебя? – усмехнулась Айша.

И нерегиль тихо-тихо ответил, склоняя голову:

– Потому что не без оснований подозревает, что я, в отличие от него, служу не государству. А только тебе.

Руки ее опустились, и шпильки с глухим стуком вывалились из рукава на ковер.