Смерть в белом галстуке. Рука в перчатке - Найо Марш

Аллейну повезло. Крестильная книга была не заперта в ризнице, а прикована цепью к резному столу, стоявшему возле купели. Перед алтарем какая-то женщина в переднике и перчатках натирала медь. На ней была широкая шляпа без полей, для удобства задранная на затылок и придававшая ей немного залихватский вид.

– Простите, – сказал он, подойдя к женщине, – можно мне взглянуть на записи крещений? Я изучаю старые архивы. Буду очень осторожен, обещаю.

– О, разумеется! – живо воскликнула она. – Пожалуйста. Муж сейчас в Рибблторп-Парве на встрече матерей, а то бы он мог многое вам рассказать. Если хотите, я…

– Нет-нет, спасибо, в этом нет необходимости, – поспешно заверил ее Аллейн. – Просто небольшой экскурс в генеалогию.

– Мы здесь совсем недавно, всего три месяца, и плохо знаем старину. – Жена приходского священника – Аллейн решил, что это именно она, – в последний раз прошлась тряпкой по медной дощечке, полюбовалась на свою работу, перешла в алтарь и взялась за ризницу.

– Я – миссис Николс. Мужа назначили сюда вместо отца Форсдайка. Боюсь, его записи покажутся вам сумбурными. – Она оглянулась на Аллейна через плечо. – Отец Форсдайк был человеком святым, но весьма рассеянным. Он умер, когда ему было уже за девяносто, да покоится его душа в мире.

Женщина прошла дальше и исчезла из виду. Чем-то она напомнила Аллейну Конни Картелл.

Книга была обернута в пергамент и имела на обложке королевский герб. Страницы делились на колонки с заголовками: «Когда крещен», «Имя младенца при крещении», «Имена родителей», «Местожительство», «Общественное положение», «Занятие или профессия» и «Кем крещен». Первая запись была сделана в июле 1874 года.

Сколько лет было мистеру Пайку Пириоду? Пятьдесят восемь? Больше шестидесяти? Трудно сказать. Аллейн начал просматривать записи начиная с 1895 года. В это время мистер Форсдайк был уже на службе и, несмотря на относительную молодость, успел далеко зайти в своей рассеянности. Журнал пестрил ошибками и поправками. Самого себя он записывал то как «практикующего священника», то как «младенца» или «крестную мать», а один раз даже как «местожительство». Иногда эти промахи были исправлены им самим, иногда – кем-то другим, а подчас не исправлены вовсе. Воспреемники крещеного попадали у него в «общественное положение» и «занятия или профессия», а то и смешивались с родителями. Но существовал один раздел, в котором не было никаких ошибок: каждый раз, когда речь шла о ком-то из Пайков, в строке «общественное положение» аккуратно проставлялось «джентльмен».

В конце одной из густо исчерканных страниц за 1897 год Аллейн нашел то, что искал. Седьмого мая (исправлено на пятое) в присутствии целой толпы воспреемников и свидетелей была крещена Фрэнсис Энн Патрисия, дочь Альфреда Молино Пайерса Пириода и леди Фрэнсис Марии Джулии Пириод, урожденной Пайк. Под именем Фрэнсис Энн Патрисии другим почерком было вписано: «Персиваль Пайк». Рядом стояли скобки с едва втиснувшимся в них словом «близнецы».

Выходило, что после появления на свет мистер Персиваль Пайк стал жертвой рассеянности приходского священника и на какое-то время исчез за спиной своей сестры-близняшки, которая, как следовало из надгробного камня на кладбище, скончалась во младенчестве.

Аллейн долгое время изучал эту дополнительную запись с помощью мощной лупы. Будь его воля, он бы с удовольствием вырвал страницу и направил ее на экспертизу в лабораторию. Ему удалось разобрать, что запись была сделана с помощью стального пера: как раз такое же ржавело рядом на столе возле старомодной чернильницы. Автор писал очень старательно, печатными буквами, без каких-либо отличительных деталей.

Молясь о том, чтобы миссис Николс подольше задержалась в ризнице, Аллейн выскочил на улицу и нашел в машине маленький пузырек из набора криминалиста. Вернувшись к купели – миссис Николс все еще была в алтаре и распевала какие-то псалмы, – он капнул жидкостью на нужное место страницы. Результат получился не таким убедительным, как ему хотелось, но все говорило за то, что вторую запись сделали намного позже первой. Аллейн захлопнул журнал, надеясь, что пятно на странице сойдет за след слезы, оброненной над бедным дитятей сентиментальным посетителем.

Жена священника вернулась без передника и в аккуратно надетой шляпе.

– Ну что, удачно?

– Думаю, да. Спасибо. Эти старые книги всегда так увлекательны. Некоторые фамилии тянутся через целые столетия, как живое воплощение традиций и истории. Я нашел тут несколько поколений Пайков.

– Да, это было очень старое семейство. Достойнейшие люди.

– Значит, их род пресекся?

– О да. Уже давно. Их имение сгорело, кажется, еще при королеве Виктории, и они куда-то переехали. А потом все умерли. Впрочем, в Литтл-Кодлинге есть мистер Пириод, который вроде бы имеет к ним какое-то отношение, но я слышала, что он последний. Очень грустно.

– Вы правы. – Аллейн еще раз поблагодарил хозяйку и извинился за беспокойство.

– Да какое там беспокойство, – отмахнулась она. – Кстати, вы уже не первый, кто интересуется нашей книгой. Несколько недель назад тут был еще один, кажется, адвокат. Говорил, что это связано с его работой.

– Вот как? Послушайте, а может, это был мой кузен? – на ходу сымпровизировал Аллейн. Он вспомнил мертвое лицо, залепленное грязью. – Такой худой, высокий, с лысиной и большим носом? Уже в возрасте, немного педантичный?

– Кажется, так. Ну да, точь-в-точь как вы описали. Забавно!

– Черт, все-таки он меня обставил, – печально покачал головой Аллейн. – Мы поспорили, кто первым соберет семейный архив.

Он бросил несколько монет в ящик для пожертвований и вышел на улицу.

В этот момент с дороги донесся приглушенный шум приближавшейся машины. Поравнявшись с церковью, грохочущий драндулет притормозил. Сидевший за рулем водитель с интересом посмотрел на Аллейна и полицейскую машину. Потом он поддал газу и исчез за поворотом. Это был «катафалк», в котором ехал Джордж Коппер.

– Больше всего, миссис Митчел, – сказал инспектор Фокс, – мне понравилась холодная баранина с картофельным салатом и огуречным соусом. Должен признать, ваш огуречный соус – это нечто особенное. Большое вам спасибо. Восхитительно!

– О, не за что! – замахала руками миссис Митчел. – У меня племянник тоже полицейский. Так вот, он уверяет, что самое скверное – это нерегулярное питание. Даже хуже, чем дежурства, а уж их он навидался, можете мне поверить! Эти ужасные мозоли! Племянник говорит: ноги так и горят.

Альфред прочистил горло.

– Так называемые профессиональные болезни, – сформулировал он. – Нам всем это грозит, миссис Эм.

– Что верно, то верно. Посмотрите на мои варикозные вены. Нет-нет, я не в буквальном смысле, – улыбнулась миссис Митчел, и Фокс рассмеялся.

– Очень жаль, – заметил он чуть погодя, – но я не могу сидеть и сплетничать тут целый день. Суперинтендант намылит мне шею.