Княжич - Алексей Янов

Моим вниманием не были обделены и производства на речке Ильинке в восточной части Ильинского конца. Расположенные там отдельные заводские цеха также, вместе со всеми своими промышленными мощностями, был обнесены строящейся кирпичной крепостицей. А уже с весны можно будет потихоньку, без фанатизма, начать огораживать кирпичом весь Ильинский конец.

На праздник Покрова я принял участие в посиделках с боярскими отпрысками. Через несколько дней на галере я отплыл в Гнёздово, где и провел остаток месяца, дожидаясь установления на дорогах зимников.

Пока позволяла погода, галеры и дощаники из Каспли один за другим переправили в Гнёздово, вытащили их на берег под навесы и поставили на сухую докеровку. Более или менее подготовленного экипажа, и то, только благодаря присутствию в нем княжеских дружинников во главе с Анфимом, имеющих богатый практический опыт речных сплавов, хватало для полноценной комплектации только одной галеры. Поэтому в зимний план подготовки своих войск я внес коррективы, включающие в себя тренировки на галерах и дощаниках. В таких импровизированных условиях сухих доков пехотинцами будут отрабатываться, прежде всего, приемы гребли, абордажа, а также они будут учиться работать с такелажем, парусными снастями.

Отдельно, непосредственно у Анфима и его помощников Осляда и Вышаты, будут перенимать мастерство рулевые, постигая все премудрости вождения судов на речных путях и волоках. Я рассчитывал, что к весне мои пехотинцы превратятся, выражаясь ныне современным языком, в полноценную судовую рать.

Ноябрь 1234 года

В Смоленск, вместе со свитскими, мы возвращались верхом на конях, двигаясь по недавно полностью выстроенной дороге, связывающей Гнёздово со столицей. Усилился ветер, расшатывая огромные, раскидистые ели по обочинам дороги. От резких порывов холодного ветра даже иногда становилось тяжело вдыхать воздух. От порывов ветра он с силой сам закачивался в нос и приоткрытый рот, целиком заполняя легкие и сбивая дыхание.

Вдали, сквозь кроны деревьев, уже начал виднеться Смоленск, на который сейчас быстро наползали подгоняемые штормовым ветром снежные свинцово-черные тучи. Мне и другим моим сопровождающим послышалось, что где-то вдалеке прогремел гром. И это в ноябре месяце! Ну, на этом, слава богу, странности кончились, все вокруг почернело, и вскоре с небес посыпал густой снег.

Хотя чуть позже выяснилось, что с подобным оптимистичным заключением я сильно поспешил! Главные сюрпризы сегодняшнего дня меня еще только поджидали впереди.

Подъезжая к Ильинскому концу, мы заметили весьма подозрительный отряд конников. По вмерзшему в Днепр мосту на заднепровский берег споро переправлялся десяток княжих гридней во главе с самим сотником Фёдором. Эти-то явно, к гадалке не ходи, спешили по мою душу.

Тут опять отчетливо громыхнуло. По конским холкам пробежала легкая дрожь. Кося глазами на источник громкого звука, кони прядали ушами и возбужденно фыркали. Я проследил за взглядом своего жеребца. Все указывало на то, что этот громоподобный звук исходил со стороны моих селитряниц, расположенных вблизи реки Кловки. Полноценный пороховой завод строился в Гнёздово, а вблизи буртов уже действовала установка по изготовлению калиевой селитры из аммиачной воды, получаемой при коксовании торфа. По всей видимости, именно там кто-то что-то взрывал. И ответы на возникшие вопросы вскоре должны быть получены от Фёдора. Мы полностью остановились, а его переправившийся по мосту десяток рванул к нам.

Подскакавший сотник был слегка взвинчен, его нервное напряжение передавалось коню, отчего тот переступал с ноги на ногу.

– Фёдор! Кто и что взрывает? Кто разрешил? Что здесь вообще происходит? – я сразу обрушил на сотника целый ворох вопросов.

– Великий князь срочно отъезжает! Твои пороховщики, по приказу Изяслава Мстиславича и при догляде Злыдаря, сейчас испытывают заряды, подрывая стеллажи из бревен.

У меня в голове сразу родилась еще большая прорва вопросов, но Фёдор был неумолим. Больше на мои расспросы воевода не отвечал, буквально погнав меня в княжескую резиденцию.

У въездных ворот свирского детинца толпился народ, что-то живо обсуждающий. Несмотря на снегопад, собралось его тут больше пяти сотен. В основном это были вооруженные боярские дружинники и слуги.

Воротная стража без разговоров сразу запустила нас внутрь.

Огромная толпа, не меньше чем у ворот, бояр и прочих вельмож собралась у княжеского крыльца. Князь стоял, опершись о перила, и громко вещал в это людское сборище. Мы нашим объединенным конным отрядом разместились на самых задворках, проехать во дворец сейчас было бы невозможно.

– Почему не в гриднице? – спросил я у Фёдора.

– Ближних бояр князь позже созовет, – ответил сотник, раздумывая, как бы проехать поближе к крыльцу.

Вдоль амбаров объехали людскую толчею и въехали в терем с черного хода. По указке Фёдора я разместился в гриднице на лавке. Здесь же присутствовало полсотни дружинников, которые размахивали руками и вели оживленную беседу. Похоже, и им передалось царящее вокруг нервное напряжение.

В палатах княжеского терема уже вовсю велись поспешные сборы, подготовка к отъезду была видна невооруженным взглядом. Слуги, жужжа как мухи, носились во всех направлениях, складывая в сундуки княжье добро: золото, серебро, драгоценную посуду, меха. А духовник князя, с видом необычайно задумчивым и хмурым, в свою очередь, контролировал погрузку икон.

Устроившись на лавке, в окружении своих присных, я пытался собраться с мыслями, но этого никак не получалось – за окнами гудел народ, иногда слышались громкие выкрики.

Наконец, со звонницы княжеской церкви послышался колокольный звон, и собравшаяся у крыльца публика дружно ломанулась в дворовую церковь.

А в это время в гриднице нарисовался мой давний знакомец княжеский ключник Ждан и позвал меня в трапезную. Войдя, он громко похлопал в ладоши, откуда-то выскочила служанка, низко поклонившись, она поставила на стол кубки с квасом и посудины с едой.

Я без всякого аппетита, но очень быстро поел, а потом устроился поудобней на лавке, ожидая возвращение князя. Куда собирается мой родитель, я уже успел сообразить. Изяслав Мстиславич давно, не первый год, грезит о великокняжеском киевском столе и ведет по этому поводу активную переписку с черниговским князем. А у черниговского князя – вражда с галицко-волынскими князьями. Разделяет же земли этих антагонистов Киевское княжество, во главе которого стоит князь, наш близкий родич по линии смоленских князей Ростиславичей. И в эту банку с пауками Изяслав Мстиславич, будь он неладен, похоже, намерился-таки влезть! Сейчас это хоть и не вовремя для меня и моих планов, но и не так уж сильно критично.

Я уже успел задремать, когда в горницу с шумом ввалился князь.

– На вот, чти! – с этими словами Изяслав Мстиславич с ходу достал из-за пазухи пергамент и сунул мне.

Видя, как я нахмурил лоб в попытке прочесть (ну не давалась мне местная церковно-славянская орфография, писанная без пробелов и заглавных букв, тем более я ее уже успел подзабыть, так как во всех делопроизводствах использовался современный мне русский алфавит), Изяслав Мстиславич махнул рукой и забрал у меня грамотку, повелев дежурному гридню позвать из княжеской канцелярии своего писца Федорку, а потом посредством второго дежурного сам же и отменил свое повеление. Дескать, пока неповоротливый и тучный Федорка придёт – утро настанет, а времени лишнего нет, уже ближние бояре в гриднице начинают собираться.