«Господь дарует нам победу». Русская Православная Церковь и Великая Отечественная война - Михаил Витальевич Шкаровский

В 1941–1944 гг. власти Румынии и Православная Церковь этой страны вновь предпринимали энергичные меры для румынизации Бессарабии, куда опять было направлено значительное количество румынских священнослужителей. В докладной записке заместителя государственного секретаря по культам и искусствам маршалу И. Антонеску о состоянии православного клира на занятой после начала войны с СССР территории от 4 ноября 1941 г. говорилось: «Из Бессарабии эмигрировало 597 священников, из которых 12 священников эмигрировало в Германию. Из них вернулось в Бессарабию 563 священника, а из оставшихся 34–10 священников остались на должностях на старой родине, а 24 были остановлены от возвращения до новых распоряжений. Значительная часть священства оставалась под советской оккупацией среди верующих, выполняя свой долг с риском для жизни. Они завоевали любовь верующих, которые поддерживали их с большими жертвами под большевистским гонением. Эти были оставлены служить далее при алтарях, с тем, чтобы их положение было бы прояснено комиссией, учрежденной именно для рассмотрения дел служащих, остававшихся под советской оккупацией. Те, кто характеризовался достойным поведением, будут возвращены на прежние должности. Были и некоторые отклонения среди бессарабского священства, к счастью, очень незначительные. Последние были навсегда удалены из клира»[956].

Посетив в апреле 1942 г. г. Бельцы, фактический правитель Румынии маршал И. Антонеску заявил: «В Церкви правительство видит, прежде всего, орган национальной пропаганды». При этом среди местного духовенства наблюдалось определенное разделение: одна часть активно сотрудничала с румынскими органами власти, а другая оставалась верной православной российской традиции, всячески сопротивляясь румынизации. По агентурным материалам Министерства госбезопасности МССР, «антисоветские церковно-сектантские круги вели работу по активизации участия духовенства в укреплении румынской администрации в Молдавии и проведении широкой антисоветской националистической пропаганды». В ряде случаев речь шла о прямом содействии карательным органам и агентурной работе, но гораздо чаще – об активном вовлечении местного населения в румынские национально-культурные организации типа «Камин Културал», проповедничестве и выпуске религиозно-пропагандистской литературы[957].

В то же время, далеко не всё молдавское духовенство было проводником румынского влияния. Один из борцов с румынизацией протоиерей Владимир Поляков в июле 1941 г. вынужден был уйти с поста настоятеля кишиневской церкви Всех святых, но свое служение не прекратил. В 1947 г. он так вспоминал о военном периоде: «Ночью, под страхом ежеминутного ареста, в воскресенье и праздничные дни я собирал своих единомышленников у себя на даче по Костюженскому шоссе 45, совершал богослужение в домовой церкви, вознося усердные молитвы о здравии Патриарха Сергия, даровании победы стране Российской над ее врагами немцами и румынами, и всячески поддерживал бодрое настроение верующих, уже начавших ослабевать в своих надеждах на успех нашей борьбы под влиянием необычайно усилившегося преследования русских со стороны оккупантов-фашистов. Неоднократные обыски, проводившиеся в моем доме агентами румынской сигуранции с целью обнаружить нашу «нелегальную церковь» и накрыть на месте «преступления» молитвенные собрания верующих, заканчивались всегда, впрочем, благополучно для нас, так как обыски бывали обыкновенно поздно вечером или на рассвете, а мы всегда собирались поздно ночью и до рассвета успевали расходиться, спрятав все наши реликвии в потаенные места». По инициативе отец Владимира была организована материальная помощь «истощенным от голода и ран русским пленникам, которых или угоняли дальше в тыл, проводя по улицам города, или заставляли работать на изнурительных работах по очистке города от руин, образовавшихся в результате военных бомбардировок. Русские женщины всякий раз с большим риском для своей жизни кормили и одевали этих голодных и полураздетых защитников нашей Родины, для каковой цели и тоже нелегально, конечно, организованы были столовая и сбор пожертвований среди населения»[958].

В своем письме Патриарху Московскому и всея Руси Алексию в 1945 г. отец В. Поляков сообщал некоторые дополнительные подробности своего героического служения в годы войны: «На своих тайных богослужениях мы… радовались со всею Русскою землею о победе Русской армии над немцами и их союзниками под Сталинградом – и это в то время, когда вся Румыния и Бессарабия, оккупированная румынами, наложила на себя траур и когда всё румынизированное духовенство Молдавии ходило мрачнее тучи, читая в своих газетах о все новых и новых победах Русской армии и о поражении немцев. Неоднократно подвергался я арестам и только чудом уцелел и не был расстрелян»[959].

В период повторной оккупации Бессарабии церковные власти уничтожали надписи на иконах на русском и других славянских языках, изымали из обихода книги на церковнославянском. Вновь вводилось обязательное богослужение на румынском языке – даже в селах с преобладанием украинского и русского населения, не владевшего румынским. Была подтверждена реформа календаря с обязательным совершением богослужений по новому стилю. Кишиневской епархией снова стал управлять вернувшийся из Румынии епископ Ефрем (Енэческу). Он жестоко преследовал оставшихся на своих местах летом 1940 г. и проявивших лояльность к советской власти священников, а также сторонников старого церковного календаря, и с этой целью учредил «Секретную службу миссионеров», призванную наблюдать за населением. По требованию епископа полиция уже к концу 1941 г. выявила 2474 старостильника, а также около 8 тыс. сектантов: 5656 баптистов, 605 инокентьевцев, 535 адвентистов, 413 евангелистов, 257 молокан и т. д. Их бросали в тюрьмы и концлагеря, подвергали истязаниям и пыткам, разоряли крестьянские хозяйства и т. п.[960]

Утверждая, что «большинство сектантов – коммунисты, которые под религиозной маской пропагандируют коммунистические идеи», епископ Ефрем требовал судебных расправ над ними и закрытия молитвенных домов. 10 июня 1942 г. губернатор Бессарабии генерал К.Г. Войкулеску в докладной записке в Министерство внутренних дел сообщил об интернировании в концлагерь Онешты-Лэпушна группы местных жителей за коммунистическую, баптистскую и антирелигиозную пропаганду. В том же году были арестованы сотни сторонников богослужения по старому стилю, в том числе многие старообрядцы. В январе 1943 г. 74 старостильника, по мнению губернатора Бессарабии, – «главари духовного мятежа», были заключены в концлагерь Новые Онешты[961].

21 мая 1943 г. в Кишиневе, а 25 мая в Измаиле состоялись заседания Епархиальных советов, посвященные «состоянию национальной и религиозной жизни». На них обсуждались вопросы церковного устава, нехватки духовенства, борьбы с марксизмом и школьные дела, кроме того, участники заседаний почтили память погибших или умерших в советских тюрьмах священников[962].

Так как создание богословского факультета в Одесском университете оказалось невозможным из-за возражений германских ведомств, особую актуальность приобрел вопрос воссоздания богословского факультета в Кишиневе. Однако маршал И. Антонеску во время своего посещения города в начале мая 1943 г. заявил, что это дело должно быть отложено до конца войны[963] (в результате факультет так и не был открыт).

1 декабря 1943 г. епископ Ефрем созвал единственный за годы войны Епархиальный съезд, который решил