Дэнс, дэнс, дэнс - Харуки Мураками

Сказав так, он поболтал опустевшей на треть пивной кружкой, точно пробиркой на уроке естествознания.

— Давай забудем, — тихо предложил я. — Я как-нибудь сумею забыть. И ты забудь.

— Ты думаешь, я смогу? Это тебе легко говорить. Ты ее собственными руками не душил…

— Послушай, старик. Никаких доказательств, что ты убил, нет. Перестань попусту казниться. Я сильно подозреваю, что ты просто по инерции играешь очередную роль, увязывая свои комплексы с исчезновением Кики. Ведь такое тоже возможно, не правда ли?

— Возможно? — переспросил он и уперся локтями в стол. — Хорошо, поговорим о возможностях. Любимая тема, можно сказать… Существует много разных возможностей. В частности, существует возможность того, что я убью свою жену. А что? Если она попросит, как Кики, и сопротивляться не станет — возможно, я задушу ее точно так же. В последнее время я часто об этом думаю. Чем чаще думаю — тем больше эта возможность растет, набирает силы у меня внутри. Не остановишь никак. Я не могу это контролировать. Я ведь в детстве не только почтовые ящики поджигал. Я и кошек убивал. Самыми разными способами. Просто не мог удержаться. По ночам в соседских домах окна бил. Камнем из рогатки — шарах! — и удираю на велосипеде. И перестать не могу, хоть сдохни… До сих пор никому об этом не говорил. Тебе первому рассказываю все как есть. И сразу — точно камень с души… Только это не значит, что я внутри становлюсь другим. Меня уже не остановить. Слишком огромная пропасть между тем, кого я играю, и тем, кто я есть по природе. Если эту пропасть не закопать — так и буду гадости делать, пока не помру. Я ведь и сам все прекрасно вижу. С тех пор, как я стал профессиональным актером, эта пропасть только растет. Чем масштабнее мои роли, чем больше людей смотрит на меня в кадре, тем сильнее отдача в обратную сторону — и тем ужасней то, что я вытворяю. Полная безнадёга. Возможно, я скоро убью жену. Не сдержусь — и пиши пропало. Потому что это— совсем в другом мире. А я — слишком безнадежный неудачник. Так в моем генетическом коде записано. Очень внятно и однозначно.

— Да ну тебя, не перегибай! — сказал я, натянуто улыбаясь. — Если мы в каждой нашей проблеме станем генетику обвинять — тогда уж точно ни черта не получится. Бери-ка ты отпуск. Отдохни от работы, с женой какое-то время вообще не встречайся. Все равно другого выхода нет. Пошли всё к чертовой матери. Давай, махнем с тобой на Гавайи. Будем валяться на пляже под пальмами и потягивать “пинья-коладу”. Гавайи — отличное место. Можно вообще ни о чем не думать. Утром вино, днем сёрфинг, ночью — девчонки какие-нибудь. Возьмем на прокат “мустанг” — и вперед по шоссе: сто пятьдесят километров в час под “Дорз”, “Бич Бойз” или “Слай энд зэ Фэмили Стоун”… Все тяжелые мысли в голове растрясутся, я тебе обещаю. А захочешь опять о чем-то подумать — вернешься и подумаешь заново.

— А что? Неплохая идея, — сказал Готанда. И засмеялся, обнаружив еле заметные морщинки у глаз. — Снова снимем пару девчонок, погудим до утра. В прошлый раз у нас здорово получилось!

“Ку-ку”, — пронеслось у меня в голове. Разгребаем физиологические сугробы…

— Я готов ехать хоть завтра, — сказал я. — Ты как? Сколько тебе времени нужно, чтобы завалы на работе раскидать?

Странно улыбаясь, Готанда посмотрел на меня в упор.

— Я смотрю, ты действительно не понимаешь… На той работе, в которую я влип, завалов не разгрести никогда. Единственный выход — это послать все к черту. Раз и навсегда. Если я это сделаю — будь уверен: из этого мира меня выкинут, как собаку. Раз и навсегда. А при таком раскладе, как я уже говорил, я теряю жену. Навсегда…

Он залпом допил пиво.

— Впрочем, ладно! Все, что мог, я уже потерял. Какая разница? Сколько можно биться лбом о стену? Ты прав, я слишком устал. Самое время проветрить мозги. О’кей — посылаем всё к черту. Поехали на Гавайи. Вытряхну мусор из головы — а потом и подумаю, что делать дальше. Поверишь, нет — так хочется стать нормальным человеком. Возможно, я уже опоздал. Но ты прав — еще хотя бы разок попробовать стоит. Что ж, положусь на тебя. Тебе я всегда доверял. Это правда. Когда ты мне в первый раз позвонил, я сразу это почувствовал. И как думаешь, почему? Ты всю жизнь какой-то до ужаса… нормальный. А как раз этого мне никогда не хватало.

— Какой же я нормальный? — возразил я. — Я просто стараюсь шаги в танце не нарушать. Танцую, не останавливаясь, и всё. Никакого смысла в это не вкладываю…

Готанда вдруг резко раздвинул на столе ладони. На добрые полметра, не меньше.

— А в чем ты видел хоть какой-нибудь смысл? Где он— смысл, ради которого стоит жить? — Он вдруг осекся и засмеялся. — Ладно, черт с ним. Теперь уже всё равно. Я сдаюсь. Давай брать пример с тебя. Попытаемся перепрыгнуть из лифта в лифт. Не так уж это и невозможно. Ведь я все могу, если захочу. Это ведь я — талантливый, обаятельный, элегантный Готанда. Правда же?.. Уговорил. Поехали на Гавайи. Заказывай завтра билеты. Два места в первом классе. Обязательно в первом, слышишь? Так надо — хоть в лепешку разбейся. Тачка — “мерс”, часы — “ролекс”, жильё — в центре, билеты — первого класса. А я до послезавтра соберу чемодан. В тот же день — р-раз! — и мы на Гавайях. Майки “алоха” мне всегда были к лицу.

— Тебе всё всегда было к лицу.

— Спасибо. Ты щекочешь остатки моего самолюбия.

— Первым делом идем в бар на пляже и выпиваем по “пинья-коладе”. По о-очень прохладной “пинья-коладе”…

— Звучит неплохо.

— Еще как неплохо.

Готанда пристально посмотрел мне в глаза.

— Слушай… А ты правда смог бы забыть, что я убил Кики?

Я кивнул.

— Думаю, смог бы.

— Тогда хочу признаться еще кое в чем. Я тебе когда-то рассказывал, как две недели в тюрьме просидел, потому что молчал?

— Рассказывал.

— Я соврал. Меня выпустили сразу. Я сдал им всех, кого знал — до последнего человека. Просто от страха. И еще оттого, что унизить себя хотел, в своих же глазах. Чтобы потом было за что себя презирать. От подлости не удержался. И потому очень рад был — правда! — когда ты меня на допросе не выдал. Будто ты своим молчанием меня, подлеца, как-то спас. Я понимаю, что странно звучит, но… В общем, мне так показалось. Будто ты и мою душу от гадости очистил… Ну да ладно. Что-то я тебе сегодня каюсь во всех грехах. Прямо генеральная репетиция какая-то. Но я рад, что мы поговорили. Мне теперь легче, ей-богу. Хотя тебе, наверно, было со мной неуютно…

— Глупости, — сказал я. “По-моему, мы никогда не были ближе, чем сейчас”,— подумал я. Мне следовало это произнести. Но я решил сделать это как-нибудь позже. Хотя откладывать смысла не было — я просто подумал, что так, наверное, будет лучше. Что еще наступит момент, когда эти слова прозвучат с большей силой. — Глупости, — только и повторил я.

Он снял со спинки стула шляпу, проверил, высохла ли, — и нахлобучил обратно на спинку стула.

— Ради старой дружбы — сделай мне одолжение, — попросил он. — Еще пива охота. А я уже никакой. До стойки, наверно, дойду, но обратно с пивом — уже сомневаюсь…