Ленин. Человек, который изменил всё - Вячеслав Никонов

Троцкий начал свои контакты с представителями Запада с французского посла Нуланса, в прошлом депутата-социалиста. Троцкий писал, что Нуланс «не повысил моего мнения о вершителях судеб человечества. Беседа… не привела ни к чему. После коротких колебаний Клемансо окончательно склонился к режиму колючей проволоки»1301.

Первое комплексное обсуждение союзниками ситуации в России после прихода к власти большевиков состоялось в Париже 16 (29) ноября. Именно на этой конференции был создан Высший военный совет держав Согласия как высший координационный орган ведения войны. Россию на конференции представлял еще сидевший в Париже Маклаков. Наиболее воинственно звучал главком Антанты маршал Фош, предлагавший использовать в первую очередь румынскую армия как центр кристаллизации всех тех сил Юга России, которые были способны воевать с немцами – казачество, народы Кавказа, чехословацкие отряды. Фош не исключал и открытой интервенции Запада для поддержки этих сил. Решение конференции было выжидательным: следить за событиями, которые могут привести и к созданию устойчивого, лояльного союзникам правительства. Отвечая на призыв Ленина к миру и на соответствующий его декрет, союзники заявили, что их целью являются не аннексии и контрибуции, а создание непреодолимых препятствий на пути милитаризма, грозящего захлестнуть весь мир1302. Ха-ха.

Уинстон Черчилль – влиятельный член британского военного кабинета – авторитетно свидетельствовал о планах Англии и Франции: «Конвенция предусматривала оказание помощи генералу Алексееву, находившемуся тогда в Новочеркасске, и географическое разделение сферы действий этих двух держав… Французская зона должны была состоять из Украины и Крыма, а английская – из территорий казаков, Кавказа, Армении, Грузии и Курдистана». Вместе с тем в соответствии с другим решением, принятым Парижской конференцией, устанавливалось, «чтобы союзные правительства, отнюдь не прощая измены России, вступили в неофициальные сношения с петроградским правительством, – Локкарт будет сноситься с этим правительством в качестве нашего неофициального агента»1303.

Равнодействующую быстро сформировавшегося западного подхода к России неплохо уловил Керенский. «Продолжая войну с Германией, союзники пытались произвести на русской территории стратегическую диверсию, пользуясь услугами местного населения, не считая уже никакую Россию своей равномерной союзницей»1304. Ллойд Джордж подтвердит: «Противники большевиков создали армии по нашему предложению и в значительной мере, несомненно, на наши деньги. Если бы не эти экспромтом созданные нами организации, немцы захватили бы все ресурсы этой страны и смогли бы таким образом свести на нет все значение нашей блокады. Немцы дошли бы до житниц Дона, до рудников Урала, до нефти Кавказа»1305. Подтверждение такой помощи есть и со стороны ее получателей. «Военные представители Франции и Великобритании в декабре 1917 г. были в Новочеркасске и, познакомившись с тем, что делается, обещали от имени своих правительств значительную денежную помощь»1306, – писал генерал Лукомский.

Англо-французские проекты этим не ограничивались. Они включали в себя также высадку японцев в Приморье и занятие ими Транссибирской магистрали, установление контроля над северными морскими портами и возможную прямую интервенцию. Начался и соответствующий прессинг на президента Соединенных Штатов Вудро Вильсона, который не спешил ввязываться в российскую авантюру, хотя именно с его именем связывается идеология либерального интернационализма. Президент успешно пользовался лозунгами особой миссии США в деле водворения всеобщего мира, чтобы подготовить общественное мнение к преодолению традиционных изоляционистских настроений и вступлению в 1917 году в военные действия (впервые в американской истории) в Старом Свете. Еще в 1916 году США имели семнадцатую по величине армию в мире, но после введения воинской обязанности пополнили ее 4 миллионами человек, половину из которых отправили во Францию. Военные расходы превысили все затраты федерального правительства с момента объявления независимости. Внутреннюю критику заглушили посредством законов о шпионаже и о подстрекательстве к мятежу. Полиция и бдительные граждане вылавливали социалистов и антивоенных активистов1307.

Победа большевиков вызвала в США еще большее отторжение, чем в Европе. Ричард Хаас справедливо замечает: «Царизм, возможно, был отвратителен многим американцам, но идеология Ленина и Троцкого была для большинства из них еще более пугающей»1308. В американском дипкорпусе боролись три линии. Первую озвучивали глава военной миссии Джадсон и руководители миссии Красного Креста в Петрограде, которые полагали, что большевики, взяв власть, превратились в оборонцев, и их полупризнание поможет восстановить фронт. Генконсул Саммерс, напротив, призывал однозначно и публично отказать Советам в признании. В итоге победила третья точка зрения – посла Фрэнсиса, предлагавшего не делать ничего в ожидании неизбежного со дня на день падения большевистского режима1309.

Американский посол 20 ноября (3 декабря) писал государственному секретарю Лансингу: «У меня сильное подозрение, что Ленин и Троцкий работают в интересах Германии, но оправдано такое подозрение или нет, их успех безусловно будет означать завоевание для Германии…»1310. Контактов с Фрэнсисом у НКИД не было, если не считать описанного Залкиндом: «В это время в Соединенных Штатах было приговорено к смертной казни несколько анархистов, и мне стало известно, что питерские анархисты собираются устроить перед окнами американского посольства демонстрацию протеста. О возможности таковой я счел нужным на всякий случай предупредить посла, но старик посол смертельно перепугался и обратился к т. Ленину за защитой, каковая ему и была обещана, причем, однако, и мне от ВИ нагорело, – не пугай, мол, послов даром»1311.

В отличие от Фрэнсиса, энергичный руководитель миссии Красного Креста полковник Робинс был крайне заинтересован продолжать участие в российских делах. «Робинсу с большим трудом удалось добиться доверия Ленина и других большевиков, и он был единственным человеком, который давал американскому правительству объективную информацию о России на протяжении почти всего послеоктябрьского периода, – писал американский корреспондент в Петрограде Вильямс. – Однако все это время и американское правительство, и союзники занимали такую позицию, будто того правительства, с которым Робинс так тесно общался, не существовало в природе»1312.

При этом Вильсон не оставлял надежд каким-то образом повлиять на ленинское правительство. Его знаменитые 14 пунктов, озвученные в Конгрессе 26 декабря (8 января), имели своим адресатом, не в последнюю очередь, Петроград. «Сильнейшим импульсом для выдвижения Четырнадцати пунктов в январе 1918 года стало стремление противодействовать большевистской антивоенной пропаганде. Вильсон стремился поддержать рабочие и социалистические элементы в союзных странах и подвигнуть их германских коллег к миру»1313, – писал биограф президента. Общие слова и принципы тогда мало кого волновали. Только Ленин воспринял 14 пунктов со всей серьезностью. 30 декабря (12 января) он отправил текст речи Троцкому с припиской: «Надеюсь, что будет использована должным образом». Речь Вильсона по указанию Ленина была полностью опубликована в «Известиях». Ленинский Декрет о мире в американской прессе не публиковался.