Жаркий декабрь - Александр Калмыков

Когда фельдфебель выдворил непрошенных гостей, Лютце сквозь сон поинтересовался у Ричарда:

– Кому там приспичило?

– Зенитчики просят подтвердить два сбитых бомбардировщиков.

– А обломки они предъявили? – вяло пошутил майор. – И почему два, если летал всего один разведчик?

Фельдфебель лишь саркастически улыбнулся в ответ на риторический вопрос и пожал плечами, что должно было означать:

– Не могу знать, господин майор.

– Ладно, запишем им один, – все-таки смилостивился Лютце. – Завтра этих артиллеристов, быть может, уже и в живых не останется.

Утром весь личный состав, не занятый в караулах, уже прятался в убежищах, и сирена воздушной тревоги, смешанная с гудками паровозов, никого не застала врасплох.

За налетом Лютце наблюдал издалека – с самого дальнего взводного опорного пункта. На этот раз русские самолеты не стали совершать обходной маневр, и зашли прямо с юго-востока. Сначала из облаков вынырнула пара истребителя прикрытия, а за ними показалось две тройки бомберов, силуэты которых очень походили на пикировщик Пе-2. Впрочем, пикировать на станцию никакого смысла не было – это не точечная цель, и ее следовало капитально проутюжить, разбросав бомбы по площадям. Так оно и случилось – на железнодорожный узел обрушился дождь из сорока с лишним «соток». Как майор успел заметить, ведущие групп сбросили по восемь бомб, а некоторые ведомые, очевидно, новички, лишь по шесть.

– Значит, бетонной полосы у русских там нет, иначе Пе-2 могли бы взять и тонну бомбовой нагрузки, – логично заключил Лютце, и тут над станцией ярко полыхнуло, затем вздыбилось пыльное облако, сквозь которое снова и снова начали проблескивать огненные зарницы.

Когда громыхание взрывов стихло, стало слышно, как зенитки рассерженно затявкали вслед удаляющейся эскадрильи. Но видимого урона они не нанесли, хотя Генриху показалось, что один из бомбардировщиков вывалился из строя и начал снижаться.

Опустив бинокль, Лютце побрел по своим позициям, решив еще разок хорошенько осмотреть их. На станцию он идти не стал. Пожарные расчеты уже приступили к выполнению своих обязанностей, а гореть там особо и нечему. Во всяком случае, почти ничего ценного на станции уже не осталось, лишь пустые вагоны и простаивающие паровозы. Поставки гарнизону практически прекратились, а германские локомотивы этой зимой чаще простаивали, чем работали. Железнодорожники, как обычно, все сваливают на местные условия – дескать, теплоизоляция паровых котлов совершенно никудышная и абсолютно непригодна для суровых морозов; крошечные топки не могут работать на низкокачественном угле; а тяговое плечо местных линий слишком большое, и германские паровозы с маленьким тендером, а то и вовсе без оного, просто не в состоянии доехать до конца перегона.

Выкинув из головы бомбежку станции, Лютце вытащил из планшета карту местности с обозначенной на ней схемой огня. В дополнение к изначальному плану инженерных работ по укреплению обороны, майор решил дополнительно построить еще несколько небольших оборонительных сооружений. Хотя он уже прекрасно понимал, что в усилении обороны нет никакой необходимости, но надо же довести дело до конца. Да, русские непременно обойдут Тапа и возьмут ее в кольцо, но солдаты Вермахта оттянут на себя часть сил наступавших, и ценой своих жизней задержат их, пусть и ненадолго. Сам Лютце, конечно, оставаться в окружении не собирается. Он очень нужен Германии, да и посвящен в такие тайны, что в плен ему попадать никак нельзя. А вот гарнизон абсолютно никакой ценности не представляет. Все лучшие войска остались в ленинградском котле, а второсортные части бросили на Нарвский рубеж, где они навсегда и остались.

Нет, конечно, военных специалистов следовало бы спасти, но без пушек и минометов никакой обороны не получится, так что артиллеристы останутся здесь до конца. Орудий и без того – кот наплакал, как говорят русские, и страшно подумать, что будет, если красные бросят в атаку десяток танков. О да, конечно, на этот счет имеется новая инструкция по борьбе с бронетехникой противника. Там на полном серьезе советуют не бросать гранату в танк, а сначала забраться на него, взломать топором решетку моторного отсека и положить гранату прямо на двигатель. Да, смешно, но когда из леса выскочат белые тридцатьчетверки, станет не до смеха, и вся надежда останется на противотанковую артиллерию. Для нее майор делал все, что можно. Собирал буквально по сусекам керосин, потому что в сильный мороз чистить стволы обычными средствами было нельзя. Выделил лучшие помещения и даже обеспечил расчеты орудий теплой одеждой. Им не приходилось кутаться в полотенца и женские платки, а ноги обвязывать рогожей, как обычной пехоте, похожей на шайку оборванцев.

Вот спрашивается, как в таких условиях мотивировать солдат на выполнение своего долга? Ведь, если говорить начистоту, никто кроме самого Лютце не думает о Великой Германии. Наградные кресты сейчас ценности тоже не представляют, о трофеях также никто больше не думает. Единственная награда, могущая прельстить солдат или офицеров – это ватники, тулупы и теплые набрюшники. Даже рождество встречают без елок, немцам уже нет дела до символов мирной жизни. Правда, все надеются, что хотя бы к празднику им преподнесут какие-нибудь подарки. Но что им подарить? Особо отличившимся раздали самодельные валенки, сооруженные из толстой деревянной подошвы и кое-как прикрепленного к ней войлочного верха. Но на всех таких ценных подарков не хватит. Показать личному составу бодрую кинохронику, в которой демонстрируют горы меховых жилетов, отправленных на фронт? Но их видом не согреешься, а самих жилетов на складе как не было, так и нет. Правда, взамен теплого обмундирования прислали «12 заповедей зимней кампании», в которых солдат уверяют, что лучшим зимним снаряжением является газетная бумага. Якобы для сохранения тепла достаточно напихать газеты в брюки и под френч, и тогда зимний ледяной ветер будет не страшен. Ну, а для ладоней можно самостоятельно изготовить рукавицы из лоскутков.

Тряхнув головой, отгоняя грустные мысли, майор достал карту мелкого масштаба, на которой отмечал продвижение противника на эстонском фронте. Эх, если бы знать, что замышляет противник. Но увы, как Лютце узнал по своим каналам, а он в контрразведке уже стал знаменитостью и обзавелся связями в самом Берлине, недавно в Люфтваффе были расформированы полтора десятка разведывательных эскадрилий. Для них не хватало ни матчасти, ни летного состава, и в результате сведения о наступлении противника поступали с большой задержкой и, зачастую, слишком поздно. Но из того, что было известно о текущей обстановке, можно было сделать тревожный вывод: Хотя силы русских уже сильно растянулись в глубину, но они еще не понесли значительных потерь и не устали, да и связать их боями надолго не удастся. А это значит, что сравнительно свежие войска Красной Армии, не утратившие наступательного потенциала, могут нанести, и обязательно нанесут, еще один сокрушительный удар. Вопрос лишь, в каком направлении. И если это выяснить заранее, то можно изменить ход войны.

* * *

Вести с фронта весь день приходили одна другой хуже. Русских видели то там, то здесь, причем каждый раз все дальше к западу. Порой командование просто сообщало, что связь с таким-то населенным пунктом потеряна, и Лютце, все более мрачнея, переставлял очередную булавку на карте.