Великие мечты - Дорис Лессинг

— Ваше впечатление ошибочно, и, возможно, не оно единственное, — сказал Седрик. — Простите, я должен вас покинуть. Мне нужно возвращаться на дамбу.

— На дамбу? Какую дамбу? На карте не указано ни одной дамбы в этом районе.

Эдна и Седрик переглянулись. Они заподозрили этого чиновника в обмане: а не выдумал ли он сломанный автомобиль как предлог, чтобы осмотреть их ферму? Гость практически признался в этом, когда упомянул о карте.

— Вам заварить свежего чаю?

— Нет, спасибо, тот, что в заварочном чайнике, меня вполне устроит. И одно из яиц, что у вас остались, если можно. Жаль будет их выбрасывать.

— Мы не выбрасываем еду. То, что остается, мы отдаем нашему повару.

— Что вы говорите? А я вот против того, чтобы баловать прислугу. Мои работники едят садзу и уж во всяком случае не яйца с фермы.

Господин Пхири, очевидно, не осознавал некорректность своего высказывания и с улыбкой наблюдал за тем, как Эдна накладывает ему на тарелку яйца, бекон, сосиски. Начав есть, он сказал:

— Не позволите ли вы мне посетить вашу дамбу? Все равно мне явно не суждено добраться сегодня до школы.

— Почему нет? — пожала плечами Эдна. — Я отвезу вас туда на своей машине. А когда вы закончите, кто-нибудь из миссии подбросит вас до «точки роста».

— Но что же делать с моей машиной? Она стоит брошенная у дороги. Ее могут украсть.

— Это весьма вероятно, — сказал Седрик тем же сухим неприязненным тоном, который взял с момента появления чиновника и который так контрастировал с эмоциональными интонациями его жены.

— Тогда, может быть, вы пошлете одного из своих работников покараулить ее?

Вновь муж и жена обменялись взглядами. Эдна, у которой при виде возмущения супруга возобладала осторожность, без слов призывала его согласиться. Седрик поднялся, вышел из кухни, вернулся через несколько секунд и сообщил:

— Я попросил повара, чтобы тот послал садовника присмотреть за вашей машиной. Но не стоит ли нам предпринять какие-то шаги по ее починке?

— Отличная мысль, — одобрил господин Пхири. Он доел яйца и приступил к засахаренным фруктам. Они ему явно пришлись по вкусу. — И как же нам поступить?

Эдна чувствовала, что Седрик едва сдерживается, чтобы не выпалить что-нибудь вроде: «А мне-то какое дело?» — и сказала быстро:

— Седрик, может попробуем связаться по рации?

— А, так у вас есть рация?

— Да, но батарейки почти совсем сели. А в магазинах их сейчас не найти, но думаю, вы и сами это прекрасно знаете.

— Да, знаю, но, может, вы все-таки попробуете?

Седрик был очень недоволен тем, что гостю стало известно о наличии у них рации, и он не хотел тратить то, что осталось в батарейках, на господина Пхири.

— Попробую, но ничего не обещаю, — буркнул он и снова исчез.

— Что это за восхитительное лакомство? — поинтересовался господин Пхири, накладывая себе новую порцию.

— Цукаты из папайи.

— Вы должны поделиться со мной рецептом. Я хочу, чтобы моя жена тоже приготовила мне это.

— У нее наверняка есть этот рецепт. Я услышала его в радиопередаче «Лучшее из местных продуктов».

— Я удивлен, что вы слушаете передачи для бедных чернокожих женщин.

— Я, бедная белая женщина, слушаю передачи для женщин. И если ваша супруга считает, что эти передачи ниже ее достоинства, то она многое теряет.

— Бедная… — Господин Пхири расхохотался, искренне, громко, но потом, вспомнив, что в целом-то замечание было язвительным, произнес с кислой миной: — Хорошая шутка, да.

— Я рада, что вам понравилось.

— О'кей. — В смысле: хватит об этом.

Но Эдна продолжала:

— Это очень хорошая передача. Я много из нее почерпнула. Все, что вы видите на столе, выращено на этой ферме.

Господин Пхири неторопливо осмотрел блюда перед собой, но он не хотел признаваться в том, что часть из них ему незнакомы — рыбный паштет, печеночный паштет, вяленая рыба…

— А, джем, можно попробовать? — Он потянулся к банке. — Розелла… розелла… Но она же растет повсюду, это сорняк!

— Ну и что? Из нее получается отличный джем.

Господин Пхири оттолкнул банку, не притрагиваясь к содержимому.

— Я слышала, что монахини при миссии не едят превосходные персики, что растут в их саду, свежими, только в виде консервов, потому что не хотят показаться примитивными людьми. — Эдна злорадно засмеялась.

— Я слышал, что ваш муж купил ферму по соседству с этой.

— Да, она была выставлена на продажу. Никому из вас она была не нужна. Но я возражала против покупки, уверяю вас.

Тут они взглянули друг другу глаза — в первый раз за все время, однако и сейчас ни один из них не пытался сделать над собой усилие и найти в собеседнике хоть что-то хорошее.

Господину Пхири Эдна Пайн была глубоко несимпатична. Прежде всего, из принципиальных соображений: это жена белого фермера, а именно эти женщины, по мнению инспектора, взяли в руки оружие во время Освободительной войны, чтобы защитить усадьбы, дороги, склады с продуктами и боеприпасами. Да, он легко мог представить себе Эдну в боевом наряде с винтовкой, направленной, вполне такое может быть, на него. Правда, в годы войны он был еще мальчиком и жил в Сенге, в безопасности. Война никак не затронула его.

Эдна же не любила чернокожих чиновников как класс, называла их маленькими гитлерами и радостно повторяла все плохое, что слышала об этих людях. Они обращались с чернокожей прислугой как с грязью, хуже любого белого хозяина; негры не хотели работать на негров, искали место у белых людей. Эти чиновники злоупотребляли своей властью, они брали взятки, они были — и это самый страшный грех — некомпетентны. А конкретно этого человека Эдна невзлюбила с первого взгляда.

Двое людей: измотанная, иссушенная белая женщина и большой самоуверенный чернокожий мужчина — сидели друг против друга и даже не пытались изобразить на лицах симпатию.

— О'кей, — сказал наконец господин Пхири.

К счастью, вернулся Седрик.

— Удалось получить ответ — как раз перед тем, как проклятая штуковина сдохла. Господин Мандизи подъедет за вами. Но он говорит, что сегодня плохо себя чувствует.

— Я уверен, что господин Мандизи приедет так скоро, как только возможно, но у нас все же будет время, чтобы осмотреть вашу новую дамбу.

Двое мужчин пошли к грузовику, припаркованному в тени дерева. Ни один из них не взглянул на женщину. Она молча улыбнулась, если можно назвать улыбкой горькое подергивание губ человека, который питается горечью.

Седрик вел машину быстро — по разбитым грунтовкам, по полям, холмистым участкам, через участки буша. Господин Пхири почти не выезжал за пределы Сенги и, подобно Роуз, не знал, как относиться к тому, что он здесь видел.