Собиратели ракушек - Розамунда Пилчер

Углубиться в особенности действия сливного бачка им не пришлось — миссис Брик уже отворяла другую дверь, в начале коридора. На лестничную площадку хлынул поток света.

— Вот, самую лучшую комнату вам приготовили, а уж вид-то какой из окна — загляденье! Надеюсь, и с кроватью все в порядке. Только кладите вечером под одеяло бутылку с горячей водой, чтобы сырости не было. А станете выходить на балкон, глядите, куда ногу ставите. Бревна подгнили, не ровен час, провалитесь. Ну вот, вроде бы все. — Она исполнила свой долг. — Пойду я…

Пенелопа наконец-то вставила словцо:

— Мы вас еще увидим, миссис Брик?

— Да, я буду заходить, только не скажу точно, в какое время. Буду за вами приглядывать — так мне миссис Брэдбери велела.

С этими словами она удалилась.

Пенелопа старалась не глядеть в сторону Ричарда. Она стояла, зажав рот рукой, и не отняла ее, пока не услышала, как хлопнула дверь, а потом повалилась навзничь на огромную, покрытую пуховым одеялом кровать, и от смеха из глаз ее потекли слезы. Ричард подошел и сел рядом.

— Надо запомнить, какой глаз у нее видит, а какой нет, не то можно попасть в неловкое положение.

— «Беда с ним, с этим бачком!» И все спешит, как Белый Кролик[34]: быстрее, быстрее!

— Как ты себя чувствуешь в роли миссис Лоумакс?

— Потрясающе!

— Миссис Брэдбери так нас представила.

— Теперь я понимаю, что ты имел в виду, говоря, что она выросла в Кении.

— Ты будешь тут счастлива?

— Кажется, да.

— Как мне сделать тебя счастливой?

На Пенелопу опять накатил смех. Ричард лег рядом с ней и молча привлек ее к себе. В открытое окно доносились крики чаек. Где-то рядом нежно ворковали лесные голуби. Зашелестели под легким ветерком ветки белой вишенки. Медленно начала прибывать вода в протоке, заливая топкие берега.

Позднее они распаковали чемоданы и устроились. Ричард переоделся в старые вельветовые брюки, белый свитер с высоким воротом, старые замшевые башмаки. Пенелопа повесила его форму в гардероб, чемоданы они засунули под кровать, с глаз долой.

— У меня такое чувство, что начинаются школьные каникулы, — сказал Ричард. — Пойдем-ка, обследуем наши владения.

Они начали с дома: заглянули во все двери, обнаружили неожиданные лестницы и коридоры, в библиотеке распахнули балконную дверь, почитали названия книг, нашли старый граммофон и набор замечательных пластинок: Делиус, Брамс, Чарльз Трене, Элла Фицджеральд.

— Будем устраивать музыкальные вечера.

В огромном камине тлел огонь. Ричард наклонился к корзине с дровами, чтобы подбросить несколько поленьев, а когда выпрямился, уперся взглядом в конверт, который был адресован ему. Внутри лежало послание от их отсутствующей хозяйки.

Они спустились в нижний этаж, прошли мимо кухни, заглянули в кладовки с каменным полом, чуланы, прачечную и, отворив последнюю дверь, оказались в мощеном дворе с веревками для сушки белья. Бывшие стойла для лошадей теперь использовались как гаражи. В одном из них был склад садового инвентаря и прочего инструмента, а в другом высились поленницы дров. Они нашли косилку, а также пару весел и свернутый парус.

— Это для шлюпки, — обрадовался находке Ричард. — Пройдемся под парусом в прилив.

В обросшей лишайником гранитной стене обнаружилась деревянная дверь. Ричард подналег плечом, и она отворилась, — за ней оказался огород. Покосившаяся теплица и парник для огурцов заросли сорняками, и от былого изобилия остались лишь островок разросшегося ревеня, кустик мяты и две согнувшиеся, точно древние старухи, яблони. Но они еще цвели, и теплый воздух был напоен ароматом бледно-розовых цветков.

Грустно было смотреть на это запустение. Пенелопа вздохнула:

— Представляю, какие аккуратные грядки здесь были когда-то, как ровно были подстрижены живые изгороди.

— Да, так и было, когда я жил здесь перед войной. Но в ту пору здесь работали два садовника. В одиночку такое хозяйство не потянешь.

Выйдя из двери по другую сторону каменной ограды, они попали на тропинку, ведущую к протоку. Пенелопа нарвала букет желтых нарциссов, и она и Ричард посидели на причале, глядя, как наполняется водой проток. Потом им захотелось есть, и они, вернувшись в дом, поели хлеба с ветчиной, а на десерт удовольствовались сморщенными яблочками, которые обнаружили в кладовке. Под вечер, когда прилив залил проток до краев, они отыскали в гардеробной плащи и, прихватив весла и парус, спустились к пристани. По протоку шлюпка двигалась довольно медленно, но едва они вышли на открытое пространство, как налетел ветер. Ричард спустил шверт, подтянул брас. Шлюпка опасно накренилась, потом выровнялась, и, осыпаемые брызгами, они заскользили по глубокой воде залива.

В этом доме была какая-то тайна. Он словно заснул в прошлом. Жизнь тут, без сомнения, всегда текла тихо и неторопливо, двигалась вперед черепашьим шагом, как старые часы, которые то идут, то стоят. Или же, как совсем древний старец, дом потерял чувство времени. Но он дышал, жил и затягивал всех, попавших в его ауру, в тишину и покой. К концу первого дня, сонные и пьяные от влажного теплого воздуха южного побережья, Ричард и Пенелопа, решив вкусить все радости сразу, отведали Трезиллика, и волшебное превращение свершилось: время потеряло для них всякое значение, оно просто-напросто перестало существовать. Они не читали газет, ни разу не включили радио и, если звонил телефон, не брали трубку, зная, что это звонят не им.

День плавно переходил в ночь, ночь в день, и время шло, не прерываемое обязательными часами завтрака или обеда, неотложными встречами, тиранией отсчитываемых минут. Единственной связью с внешним миром была миссис Брик, которая, как и обещала, вдруг приходила и вдруг уходила. Пенелопа и Ричард не знали, когда она явится. В какие-то дни они натыкались на нее в три часа пополудни — она мыла, скребла, полировала, орудовала старым пылесосом. Однажды утром, когда они еще лежали в постели, она ворвалась к ним с подносом в руках, буркнув что-то про погоду, и скрылась за дверными портьерами раньше, чем они успели ее поблагодарить. Как заметил Ричард, мог бы произойти конфуз.

Она была их добрым домовым, без нее они погибли бы от голода. Отправившись на поиски съестного, они всегда что-то обнаруживали на полке в кладовой: тарелку утиных яиц, разделанную курицу, кружочек крестьянского масла, свежевыпеченный каравай хлеба. Овощи всегда были почищены, а однажды она оставила им два корнуоллских пирога с мясом, таких огромных, что даже Ричард не осилил свой.