Моя жизнь. Южный полюс - Руаль Амундсен

– Темно, как в мешке, – улыбался он, – и дна не видать!

Хансен сиял. Ему хотелось, чтобы палатка стояла еще ближе к дыре.

Следующий день, суббота 2 декабря, всем нам дался тяжело. С самого утра – неистовый зюйд-вест, обильный снегопад, слепящая пурга. Лед – как зеркало, хуже не придумаешь. Я ковылял впереди на лыжах, у меня была еще сравнительно легкая работа. Каюры вынуждены были снять лыжи и идти рядом с санями, поддерживая их, когда собакам приходилось трудно. А это случалось часто. Ибо на гладком льду тут и там были разбросаны наметы такого снега, который был для полозьев хуже клея. Если сани на снегу, а собаки на льду и не за что зацепиться когтями, им не стащить саней с намета. И чтобы сани не останавливались, каюрам приходилось нажимать изо всех сил. Сообща людям и собакам чаще всего удавалось справиться с санями.

Во второй половине дня снова пошли неровные участки, то и дело путь нам пересекали широкие трещины. Притом довольно опасные. Заполненные снегом, они с виду казались безобидными, однако ближайшее знакомство показало нам, что они куда коварнее, чем мы думали. Между наполняющим их рыхлым снегом и твердой кромкой был довольно широкий просвет, уходящий далеко вглубь. Сверху этот просвет обычно прикрывала тонкая корка снега. Въезжаешь на трещину – ничего, а вот когда мы выбирались на противоположный край, наступал критический момент. Ведь собаки выходили на гладкий лед, когти скользили, и вытаскивать сани приходилось каюру. Упрется хорошенько – глядишь и провалился сквозь корку. Естественно, каюр держался за трос на санях или за специально для этого укрепленную петлю. Но даже самый осторожный человек со временем теряет бдительность, вот почему наши каюры не раз, как говорится, отправлялись в погреб.

Такая езда очень изматывала и собак, и людей. Будь еще погода получше, чтобы мы могли что-то видеть, но, как назло, погода была отвратительная. Словом, ничего приятного.

Много времени уходило на отогревание замерзающих носов и щек. Нет, мы не останавливались для этого, время не позволяло. Просто снимали варежку и, продолжая идти, прикладывали теплую руку к онемевшему месту. А вернулась чувствительность – суй руку обратно в варежку, отогревай ее. В 20-градусный мороз при штормовом ветре с голой рукой долго не походишь.

Несмотря на неблагоприятные условия, одометры вечером показали, что пройдено 25 километров. Мы забрались в палатку, вполне довольные таким итогом.

Субботний вечер. Приглашаю вас заглянуть в палатку. В ней довольно уютно. Половину площади занимают три спальных мешка. Владельцы сочли для себя наиболее удобным и целесообразным забраться в них. Сейчас они заняты своими дневниками. Ближе к выходу лежат только два спальных мешка, зато между ними расположилась вся кухня. Владельцы этих мешков, Вистинг и Хансен, еще не ложились. Хансен – кок, он хочет сначала приготовить еду и накормить людей. А Вистинг – его верный помощник и друг.

Похоже, что Хансен добрый кок, у него пища не пригорит. Ложка непрерывно размешивает содержимое кастрюли. «Суп готов». Вот это реакция. Все как один уже сидят, держа в одной руке чашку, в другой ложку. И каждому наполняют чашку отличнейшим – да, да! – супом из овощей. Горячий, по лицам видно, и все же он исчезает с поразительной быстротой. Чашки снова наполняются, на этот раз более плотной пищей – пеммиканом. И снова их опустошают с завидной быстротой, после чего следует добавка. С аппетитом все в порядке. Наконец чашки аккуратно выскоблены, можно наслаждаться хлебом и водой. Именно наслаждаться: судя по счастливым лицам хлеб и вода доставляют больше удовольствия, чем самые изысканные блюда. Они буквально ласкают галету, прежде чем съесть ее. Вода – все требуют ледяной воды! – поглощается в больших количествах, явно принося куда больше удовлетворения, чем вино высшей марки.

Примус продолжает гудеть, и температура в палатке очень даже приятная.

После еды кто-то требует ножницы и зеркало, и вот уже полярники полным ходом прихорашиваются к воскресенью. Каждую субботу бороды коротко подстригаются машинкой и не столько в погоне за красотой, сколько из чисто практических соображений. В бороде чуть что намерзают льдинки, а это подчас очень неудобно. По-моему, носить бороду в таком путешествии так же неудобно, как, скажем, цилиндр на ногах.

Машинка и зеркало обошли по кругу, обитатели палатки один за другим исчезают в спальных мешках, и после пятиголосого «доброй ночи» наступает тишина. И вот уже ровное дыхание дает знать, что трудный день сделал свое. А снаружи воет зюйд-ост и снег сечет палатку. Собаки свернулись калачиком, как будто им пурга нипочем.

Буран не унимался и на следующий день, и мы решили, что лучше подождать, чем рисковать. Наконец около полудня ветер поумерился, и мы немедленно собрались в путь. Несколько раз выглянуло солнце; мы воспользовались случаем измерить его высоту. Результат – 86°47' южной широты.

На этой стоянке мы расстались со своей замечательной меховой одеждой – все равно при такой высокой температуре воздуха она не понадобится. Оставили только капюшоны от оленьих парок. В них хорошо идти против ветра. В этот день мы немного прошли. Полуденное затишье оказалось, как говорится, шуткой природы. Она тут же снова настроилась на серьезный лад – подул штормовой зюйд-ост. Знай мы местность, пожалуй, можно бы продолжать переход. Но в такую пургу, когда глаз не открыть, лучше было воздержаться. Не то случится беда, и все пропало. Четыре километра – вот и весь наш переход. Когда мы остановились, температура воздуха была минус 21°. Определение высоты дало 2880 метров над уровнем моря.

За ночь зюйд-ост сменился нордом. Ветер стих, прояснилось. Очень кстати для нас, и мы не стали мешкать. Перед нами, отлого поднимаясь вверх, простирался зеркальный лед. Как и в предыдущие дни, я ковылял впереди на лыжах, а остальные шли без лыж, поддерживая сани. По-прежнему нам встречались закрытые трещины, правда не так часто. Но вот на сверкающей глади начали появляться пятна снега. Их становилось все больше, и вскоре они слились, накрыв неприятный лед сплошным пластом. Можно было снова надеть лыжи, и мы в отличном настроении продолжали свой путь на юг.

Мы радовались тому, что коварный ледник побежден, и поздравляли друг друга с тем, что наконец-то вышли на истинное плато. И вдруг прямо по курсу вырос гребень, красноречиво свидетельствуя, что еще не все неприятности кончились. Начался небольшой уклон, и по мере приближения к гребню стало ясно, что по пути к нему надо пересечь довольно широкую, но неглубокую ложбину. Со всех сторон вырастали длинные гряды торосов и стоговидные ледяные глыбы. Мы поняли, что нужно глядеть в оба. И вот перед нами часть ледника, которую мы назвали «Танцплощадкой дьявола».

Снежный покров, который мы так превозносили, постепенно исчез; перед нами простиралась сверкающая льдом широкая ложбина. Вначале все шло благополучно. На скользком уклоне мы развили хороший ход. Вдруг сани Вистинга резко затормозили и опрокинулись. Мы сразу поняли, что случилось: сани попали одним полозом в трещину. С помощью Хасселя Вистинг принялся поднимать сани и оттаскивать их подальше от опасного места. А Бьоланд тем временем достал свой фотоаппарат и приготовился снимать. Мы с Хансеном привыкли к таким происшествиям и спокойно наблюдали эту сцену с того места, где были, когда сани провалились. Но фотографирование затянулось, и я решил, что речь идет о закрытой трещине, не представляющей серьезной опасности, просто Бьоланду захотелось получить еще один снимок, который напоминал бы о многочисленных трещинах и щекотливых ситуациях в нашем путешествии. На фотографии ведь не видно, что трещина закрытая… Я окликнул ребят, спросил, как дела.