Франклин Рузвельт - Георгий Чернявский

Рузвельт и его окружение стремились если не предотвратить, то по крайней мере максимально оттянуть нападение. США то прекращали, то возобновляли поставки нефти Японии. Посла Китисабуро Номуру несколько раз принимали в Белом доме. Послу внушали, что в случае отказа Японии от планов завоевания Индокитая Соединенные Штаты добьются его нейтрализации по образцу Швейцарии. Японец вежливо улыбался, не давая какого-либо ответа, а лишь обещая немедленно довести полученное сообщение до сведения правительства микадо.

Более того, чтобы продемонстрировать свою добрую волю, США продолжали поставлять в Японию железный лом, что вызывало непонимание не только в широких общественных кругах, но и у членов семьи президента. Эллиот Рузвельт рассказывал, что как-то выразил отцу свое недоумение и получил его пространный ответ: «Если бы мы вдруг перестали продавать Японии железный лом, она вправе была бы считать, что мы совершили недружественный акт, используя орудие торговли, чтобы душить ее, морить ее голодом. И это еще не всё. Она вправе была бы рассматривать такой шаг с нашей стороны как основание для разрыва дипломатических отношений.

Я пойду еще дальше. Если бы она считала нас недостаточно подготовленными к войне, недостаточно вооруженными, она могла бы воспользоваться этим даже как предлогом для объявления войны».

Однако все эти усилия оказались тщетными.

Двадцать восьмого ноября Рузвельт выехал в Уорм-Спрингс, где собирался отдохнуть примерно полторы недели. Он повидался с Мисси Лихэнд. Встреча была тягостной — недавно цветущая женщина превратилась в развалину, могла объясняться только жестами, не была в состоянии передвигаться. Скорее всего визит был лишь данью вежливости, продлился он не более четверти часа, после чего Рузвельт отправился в свои апартаменты.

В тот же день поступило крайне тревожное сообщение от Халла: премьер Японии Тодзио выступил с наглой речью, призывая ликвидировать британское и американское господство на Дальнем Востоке, а на переговорах в Вашингтоне японская делегация нарочито обостряет ситуацию. Халл предполагал, что нападение может начаться в любой момент, однако разведка ничего не могла сказать о предполагаемых местах первой атаки.

Учитывая ситуацию, 1 декабря Рузвельт возвратился в Вашингтон. Утром в воскресенье 7 декабря ему принесли очередную расшифровку японских документов. Президент сделал вывод: «Похоже, что японцы собираются разорвать отношения». Но дело обстояло иначе.

* * *

Именно в этот день Соединенные Штаты непосредственно вступили в мировую войну. Японские бомбардировщики, поднявшиеся с авианосцев, которые за две недели до того тайно покинули свои порты, двумя волнами (в первой 183, а во второй 170 самолетов) нанесли тяжелейший удар по американскому флоту, находившемуся в Пёрл-Харборе — бухте на Гавайях, главной американской военно-морской базе на Тихом океане, расположенной рядом с Гонолулу — главным городом архипелага.

Нападение было внезапным. Никто в военном ведомстве США не предполагал, что японцы окажутся способными подготовить и осуществить его в столь отдаленном районе Тихого океана.

В послевоенный период некоторые авторы выдвинули версию, будто бы правительство США и сам президент знали о предстоявшем нападении на Гавайи, но не предприняли никаких действий, чтобы подготовиться к нему, дабы в максимальной степени оправдать вступление США в войну. Сторонники такого взгляда ссылаются на то, что в Вашингтон поступали сведения о предстоявшей атаке на Пёрл-Харбор, как правило, приводя донесение американского посла в Токио Джозефа Грю. Но последний писал лишь о слухах, которые ему пересказал посол Перу. Поэтому можно утверждать, что эта версия базируется лишь на смутных и противоречивых предположениях и не подтверждена достоверными фактами.

Несмотря на то, что американцы владели японскими шифрами и перехватывали военную и политическую переписку, в частности с послом Номурой и призванным помочь ему в переговорах с Госдепом спецпосланником Курусу, обработка донесений шла очень медленно и часто расшифрованные сообщения мало о чем говорили, поскольку японцы были крайне осторожны даже в секретной переписке.

Американское командование в качестве объектов первой японской атаки называло самые различные места — Таиланд, Филиппины и т. д., но никак не Гавайи. Более того, когда уже началась бомбардировка, команды американских кораблей и сухопутные силы обороны всё еще медлили, полагая, что речь идет о маневрах, о которых они по каким-то причинам не были предупреждены.

Из девяноста кораблей были затоплены или выведены из строя пять линкоров (остальные три повреждены), три эсминца, потеряно 349 самолетов. США фактически лишились почти всего своего Тихоокеанского флота. Одновременно японцы атаковали другие американские и британские базы — на островах Гуам, Мидуэй, Уэйк, Филиппинах, в Британской Малайе.

Победа японцев могла быть еще более значительной, если бы они вывели из строя авианосцы противника. Но те отсутствовали в Пёрл-Харборе: три вышли в море, четвертый ремонтировался в Калифорнии. Японцы не предприняли попытки уничтожить огромные нефтехранилища на Гавайях, содержимое которых почти равнялось всем японским запасам. Если американцы считали события в районе Пёрл-Харбора тяжким поражением, то командующий японским флотом крупнейший военно-морской специалист адмирал Исороку Ямамото придерживался прямо противоположной точки зрения и в конечном счете оказался прав.

Но пока японская атака произвела на Рузвельта ошеломляющее впечатление. Проинформировал его военно-морской министр Нокс. Президент не поверил. Вместе с находившимся у него Г. Гопкинсом он повторял: «Это, видимо, ошибка». Высшие государственные деятели США и помыслить не могли, что японцы смогут беспрепятственно добраться до такого отдаленного уголка океана. Вскоре позвонил Черчилль. «Господин президент, что-то действительно произошло с Японией?» — спросил он. «Да, произошло. Они атаковали нас в Пёрл-Харборе. Теперь мы в одной лодке».

В первые часы после получения страшной информации президент был растерян, невероятно утомлен и почти раздавлен. Он чувствовал себя опозоренным, униженным не только как руководитель страны, оказавшийся неспособным распознать намерения врага, но и как бывший военный моряк, один из руководителей флота во время Первой мировой войны. Удар, поразивший флот, был воспринят Рузвельтом особенно болезненно. Эти чувства были тем более сильными, что он был первым главой государства после Джеймса Медисона (1751—1836), при котором страна терпела военное поражение (в прошлый раз это было во время англо-американской войны 1812—1814 годов, когда англичане даже заняли и сожгли Вашингтон).

Но президент быстро овладел собой. Элеонора вспоминала, что на лице его она могла прочитать только «смертельное спокойствие»: «Вокруг бегали возбужденные чиновники, а он, хотя имел утомленный вид, сидел за столом, безразличный к царившим вокруг эмоциям. Каждое следующее донесение выглядело еще более ужасным, чем предыдущие, но он сохранял полное спокойствие. Это стало для него обычным. Когда происходило что-то очень плохое, он становился чуть ли не айсбергом без какой-либо видимой эмоции».