От глупости и смерти - Харлан Эллисон

своими возлюбленными, выбивая их из колеи, лишая всякой воли, заставляя их исполнять симфонию своей жизни на потеху себе, пока их музыка не превращалась в хриплые диссонирующие звуки. Мосс шел по салону, сожалея, раскаиваясь, сокрушаясь. Он подсаживался к пассажирам и исповедовался, признавался, каялся, унижался, иногда даже плакал.

Когда он уходил, в глазах каждого из его собеседников на мгновение вспыхивал и тут же снова гас свет, и они вновь оставались наедине со своими тайными мыслями. Он подошел к столику, за которым в одиночестве сидела невзрачная молодая женщина, нервно грызущая ноготь большого пальца.

– Я бы хотел присесть и кое-что обсудить с вами, – сказал Мосс. Женщина пожала плечами, как будто ей было все равно, и он сел.

– Я заметил, что мы совсем одни.

Вместо ответа она просто уставилась на него.

– Неважно, сколько людей любит нас, заботится о нас и хочет облегчить наше бремя, – продолжал он. – Все мы, в сущности, одиноки. Олдос Хаксли сказал – не поручусь за точность цитаты, я искал ее и не нашел, но частично помню – так вот он сказал: «Все мы – островные вселенные в океане космоса»[61]. Да, кажется так.

Женщина смотрела на него ничего не выражающим взглядом. У нее было худое, ничем не примечательное лицо – ни обворожительной улыбки, ни интересных черт, ни неожиданно появляющихся ямочек, которые сделали бы ее на мгновение привлекательной. Тщательно отрепетированный взгляд был пустым, безучастным.

– Моя жизнь всегда была подобна печальной музыке, – с потрясающей искренностью сказал Мосс. – Как длинная симфония, состоящая сплошь из минорных нот. Ветер, колышущий кроны деревьев, разговоры, подслушанные ночью сквозь стену. Никто не смотрел на меня, никто не хотел знать. Но я продолжал жить – нужно жить, больше ничего не остается. Проходит день, потом он заканчивается, наступает ночь, медленно приходит сон, а там уже и другой день – и так день за днем, пока у тебя за плечами оказывается столько же дней, сколько и впереди. Никаких вопросов, никаких ответов – вечное одиночество. Но я продолжал жить, я не дал одиночеству сломить меня. И моя песня по-прежнему звучит.

Невзрачная женщина слабо улыбнулась и, потянувшись к Моссу, дотронулась до его руки.

Его глаза на мгновение вспыхнули.

Огромное судно замедлило ход.

Мосс и женщина сидели в той же позе – ее рука поверх его руки – пока не опустились защитные экраны, полностью отрезав их от окружающего мира. Вскоре корабль остановился. Они прибыли на край, к пункту высадки. Пассажиры встали и приготовились к выходу. Мосс тоже встал и пошел в обратную сторону. Он шел по салону, и никто не заговорил с ним, не дотронулся до него. Дойдя до дверей своей каюты, он обернулся.

– Прошу прощения, – начал он. – Никто не хочет поменяться со мной местами? Занять мое место на остаток путешествия? – Белая клоунская маска смотрела на пассажиров. Мосс ждал. Шло время. Никто не ответил; невзрачная женщина явно хотела сказать что-то, но промолчала. Мосс улыбнулся.

– Так я и думал, – тихо сказал он.

Он повернулся и исчез в своей каюте. Дверь каюты опустилась, и пассажиры один за другим тихо покинули судно. Вскоре трап поднялся, и судно двинулось дальше – во тьму, к точке невозврата.

Quae nocent docent.

ЧТО МУЧИТ, ТО И УЧИТ.

XIV. Классика

«[…] писатель может вложить в свое произведение определенный посыл, чувства, свое видение мира, и это самая замечательная форма озарения. Но главная писательская задача всё-таки развлекать. Читателя нужно прежде всего развлекать, а уж потом информировать».

– Глас из вод Стикса // Психотик, сент. 1968.

В приведенной выше отсылке к первому рассказу Харлана, написанному им в качестве профессионального писателя, мы отметили, что «основной конфликт между страхом и решимостью» станет лейтмотивом его дальнейшего творчества. Наиболее значимые работы, которые подтверждают это бескомпромиссное заявление и пользуются большим успехом у публики и критиков – это те рассказы, которые мы тщательно отобрали из дюжин сборников (не говоря уже о сотнях рассказов, не вошедших в эту подборку).

Среди этих многочисленных произведений – вех полувекового пути и усердной работы Харлана – «Тварь, что кричала о любви в самом сердце мира», «Промежуточная область», «Василиск», «Видение», «Вниз по склону», «Вострясение», «Все звуки страха», «Монеты с глаз покойника», «Бог боли», «Место без названия», «Часы мне говорят…», «Ясноглазый», «О вы, маловерные», «Иллюзия для драконоубийцы». Этот список можно продолжать до бесконечности. Многие из этих рассказов были удостоены премий и неоднократно перепечатывались в различных антологиях, прочно заняв свое место и в коммерческих изданиях для широкой публики, и в академических сборниках для профессоров и студентов. Не много найдется писателей, который произвели такой фурор и в академических, и в неакадемических кругах, но Харлану это дается так легко, что его успех стал ожидаемым и ничем не примечательным побочным эффектом творчества. Писателю не приносит пользы самодовольство и уверенность в своем мастерстве. По-настоящему мастеровитый автор трудом зарабатывает своей успех, и Харлану никогда не было свойственно почивать на лаврах. Он всегда делал то, что хотел, рассказывая своему поколению о вечных ценностях: смелости, вере в себя, честности – и далеко не в последнюю очередь, как настаивает он сам, развлекая читателя.

Вы, конечно, заметили, что разбивка этой книги весьма произвольна. Многие произведения сборника взаимозаменяемы и могут по праву занять место в любом разделе. Такая классификация обусловлена, прежде всего, удобством – она помогает сфокусировать внимание читателя на определенных темах, направлениях и замыслах, – а не желанием навесить на рассказы ярлыки. Считайте эти разделы дверными ручками, если хотите.

Однако раздел, посвященный «классическим» рассказам Эллисона – не просто удобная, произвольно выбранная категория. Каждый рассказ из этой подборки занимает особое место в эллисоновском каноне и оставил заметный след в каноне американской литературы. Это, несомненно, одни из лучших рассказов за последние сорок лет.

«“Покайся, Арлекин!” – сказал Тиктакщик» (1965) уже стал одной из самых переиздаваемых историй на английском языке, а «Красотка Мэгги Денежные Глаза» (1967) – одно из самых пронизывающих описаний всепоглощающих страстей человеческих.

«Парень и его пес» (1969) говорит о любви столь своеобразно, что рассказ постоянно неверно интерпретируется недоброхотами, которых только распалила экранизация Л. Кью Джонса 1975 года.

«Птица смерти» (1973) – одновременно самая опасная и самая гуманная оценка нашего места в неведомом мире, который мы называем вселенной.

«Хранитель потерянного часа» (1985) и «Плюшевая обезьянка» (1987) показывают, что человеческое в нас, в конечном счете, побеждает, и когда мы ищем родственную душу, и когда принимаем на себя личную ответственность за происходящее, даже испытывая невыносимые страдания.

«Мефистофель в ониксе» (1993) – просто высший пилотаж не просто потому,