Адаптация - Валерий Былинский

– Интересно, что там, мель?

– Это, наверное, опоясывающий берег риф, – сказал я, – я читал об этом. Вот там и должен быть настоящий подводный сад.

– Пошли, погуляем по саду?

– Конечно…

Мы стали раздеваться, бросая вещи на заднее сиденье нашей нагретой на солнце перевернутой ванны.

– В раю ведь не было одежды? – сказал я.

– Я тоже только что об этом подумала… – Лиза с растянутыми в улыбке губами сняла трусы и положила их на горку нашей одежды. Я снял свои.

– Но чтобы видеть, надо все-таки что-то надеть, – я протянул ей подводную маску.

Минут через пять мы сидели на коралловом обрывчике, свесив ноги с натянутыми ластами в воду подводного сада и надевали маски и дыхательные трубки. Солнце грело нам плечи. За нашими спинами на клиросе трав и мангровых листьев сотни маленьких живых существ пели божественные гимны трескучими и звонкими голосами. Впереди едва шевелились прозрачные мегатонны соленой воды, наполненные стадами живых разноцветных существ, пасшихся в гротах и на холмах подводного райского сада и переговаривавшихся между собой на неслышном человеческому уху языке.

«Ты готова?» – спросил я Лизу на таком же языке.

Она, уже в маске, с загубником трубки во рту, кивнула мне и подмигнула.

Какое-то неясное, тревожное предчувствие внезапно мягко обволокло мое сердце. Так бывает, когда становится чрезвычайно, слишком хорошо…

Почему человека всегда беспокоят эти толчки тревоги, когда он находится на пике счастья?

Неужели потому, что счастье не может быть абсолютным?

Или потому, счастье не должно иметь эпитета «слишком»?

– Придерживай маску рукой, – сказал я Лизе, взял ее за руку, и мы прыгнули в море. Ударил гулкий подводный салют из миллионов цветных пузырьков. Мы вынырнули, вытолкнули выдохами воду из трубок и, уже спокойно дыша и медленно шевеля ластами, поплыли вперед.

Может быть, дело в том, что абсолютного счастья на самом деле не существует? И нас, загордившихся своим счастьем, принявших его за результат своей собственной силы и воли, эти толчки тревоги предупреждают…

Мы плыли, опустив головы и рассматривая дно сквозь стекла масок. У нор на песчаном дне стояли плоские рыбы с задумчивыми глазами и острым плавником-рогом на спине. Когда мы проплыли над ними, рыбы задом вплывали в песчаные норы и, выглядывая из них наполовину, смотрели на нас. Когда мы проплывали дальше, спинороги выходили из своих убежищ и вновь замирали на посту возле них.

О чем предупреждают? Не о том ли, что есть нечто высшее и сильное, кроме тебя, и не надо приписывать себе самому все свои достижения?

Сколько мы плыли до барьерного рифа? Время под водой размыто и молчаливо, его трудно определить. Но чем дальше, тем коралловых насаждений вместе с их разноцветными обитателями становилось больше.

Как же тогда быть счастливым, как?

И вот – риф. Тихий взрыв красоты, время и тревоги разлетаются вдребезги. Горы и долины, овраги и гроты – все кишит, дышит, молится совершенством. Сотни рыб, моллюсков, животных, растений. Красное море – всего лишь провинция, здесь же была столица. Вечный город, Рим подводного мира, обитатели которого, увидев нас, разом выглянули из своих замков, дворцов и хижин. Разве такое бывает… Если не веришь – тогда и не будет. Но ведь это не значит, что этого нет. Неверие – просто закрытые глаза. Жизнь вслепую. Можно быть счастливым, можно. Только если ты, ребенок, не взваливаешь на себя роль отца. Можно. Ребенок ведь, – помнишь? – был по-настоящему счастлив, когда родители открывали ему мир. Так почему же ты, когда тебе открывают счастье, решаешь, что это ты открыватель его?

Может быть, ты не ребенок?

А кто же ты, человек?!

Властелин природы? Мера всех вещей?

Ха-ха-ха-ха…

Тогда бери и наслаждайся. И не пугайся, когда толчки тревоги начнут сначала тихо, а потом сильно сотрясать тебя. Не ори от ужаса, когда самолеты начнут врезаться в высоченный, отлично построенный небоскреб твоего самоуверенного духа.

Молись, разве что только. Молись, если успеешь, молись.

Мы с Лизой замерли, стоя в ластах на похожих на оленьи рога кораллах и опустив головы в масках под воду. В ту же секунду к нашим ногам стали подплывать любопытные рыбы самых невероятных расцветок, крошечные, маленькие, большие. Они смотрели на нас, тыкались в нас своими мордочками, иные пощипывали кожу на наших ногах. Мы стояли и смотрели, как из подводной пещеры выползает зелено-коричневая мурена, как смотрит на нас издали прозрачная трехметровая барракуда, как выползают из коралловых нор желтые, в фиолетовых и ярко синих пятнах, лангусты. По песку, помогая себе роговыми когтями, будто лапами, ползали гигантские и крошечные моллюски в раковинах. Все это шевелилось, плыло, ползло, ело, смотрело и не смотрело на нас.

Рука Лизы нашла мою руку, моя нога тронула ее ногу.

Мы неслышно спрыгнули с хрупких кораллов, коснулись ластами дна залитой солнцем подводной поляны. Эта поляна напоминала амфитеатр, в котором со всех сторон за нами наблюдали зрители. Мы были полностью в воде и смотрели друг на друга через стекло масок, дыша через трубки. Затем, закрыв глаза, мы вошли друг в друга – так две капли воды сливаются в одну. Обнявшись, мы с Лизой колыхались единым моллюском в солнечном амфитеатре, поднимая коралловую крошку со дна, и маленькие рыбы-зрительницы подплывали и нежно касались нас своими телами. Вскоре я услышал, как во мне стала зарождаться волна жизни – и вот она уже струится, выходит из меня и входит в ее тело, и Лиза сильнее сжимает меня ногами и обвивает руками. Если есть Бог, есть и Богиня, помнишь, говорила ты? Может, Вселенная вот так и создавалась – в облаке чистой, лишенной страсти абсолютной любви? Ты слышишь, как твоя жизнь соединяется с моей? И вот уже обе они, соединенные во что-то третье, несутся бурным потоком куда-то вверх… Мир не был сотворен ради страдания, если он рождался именно так. Не был. И ты, и я – не были задуманы для страдания, если рождались так… Не были… что-то было когда-то, то, о чем мы забыли. Что-то было… Отсутствие страдания. Почему же мы страдаем, если раньше существовала только радость? Сотни крошечных и громадных существ наблюдали со скамей и из лож амфитеатра за появлением нового уникального мира. Соленая вода моря была нашим небом, коралловое дно землей. Свет струился от солнца. Темноты не существовало. Может, люди действительно родились из воды?

А это… что?

Или мне кажется?

Нет, она здесь. Она появилась.

Рыба-шар – та самая, из «Адаптации», из снов и наркотических видений, теперь абсолютно реальная – подплыла к нам с Лизой, легла на дно и, шевеля круглыми пятнистыми плавниками, стала наблюдать за нами спокойными большими глазами. Мне показалось, что ее напоминающий попугайский клюв рот снисходительно ухмыляется. Да, Рыба-шар улыбалась. И ее улыбка светилась чем-то водяным и печальным. Еще, кажется, сейчас она говорит что-то на непонятном человеку морском языке. Но мы-то понимаем.