Рыцарь - Пьер Певель

— Ты поступил правильно. Но разве это не означает, что партия проиграна?

Лорн промолчал.

— Я забочусь не о себе, — добавил Дорсиан. — Я забочусь о них. Эти люди проявили большое мужество. Они последовали за тобой, зная, что сражение заведомо проиграно. Они не заслуживают того, чтобы умереть ни за что. Быть принесенными в жертву. И какая разница, сейчас падет Саарсгард или через час? Весь мир будет знать, какой подвиг ты совершил от имени Верховного короля, Лорн. Этого недостаточно?

— Почему ты считаешь, что я делаю это ради славы?

— Тогда ради чего? Ради кого? Ради них?

Лорн повернулся к залу.

— Солдаты! — крикнул он. — Солдаты!

Люди замолчали. Кто-то встал. Все ждали.

— То, что мы сделали здесь, будет записано в Хронику, — сказал Лорн, обращаясь ко всем присутствовавшим. — В Хронике напишут, что мы боролись, что мы принесли себя в жертву, защищая идеал… Идеал Верховного королевства. И Верховного короля, чье знамя развевается над этой крепостью. Сейчас перед нами стоит выбор. — Он помолчал. — Мы можем уйти, и люди скажут, что мы смело бились. Или мы можем сражаться еще, и люди скажут, что мы победили. — Новое молчание. — Вы вправе пойти и попросить принца-дракона о великодушии. — Внезапно он повысил голос. — Но я хочу, чтобы вы знали: я не сдамся! Я не отступлю! Я никогда не расстанусь со своей шпагой! — Он вытащил скандскую шпагу из ножен. — И теперь я спрашиваю вас, солдаты: будете ли вы рядом со мной? Будете ли вы рядом со мной, когда Иргаэрд пойдет в атаку? Будете ли вы рядом со мной, когда прольется моя кровь? И будете ли вы бороться за то, чтобы еще один раз, всего один раз, Саарсгард встретил рассвет под знаменем Верховного короля? — Лорн взмахнул окровавленной шпагой. — За Верховное королевство! — воскликнул он.

— За Верховное королевство! — хором ответили воодушевленные солдаты.

Лорн повернулся к Дорсиану.

— Ты только что приговорил этих людей к смерти, — сказал тот.

Лорн не дрогнул.

— Пятнадцать, самых храбрых, — напомнил он, прежде чем вместе с Логаном уйти к лестнице.

Лайам и Йерас находились наверху башни.

— Ну? — произнес Лорн.

Вместо ответа Йерас двинул подбородком в сторону колонны с факелами, которая входила в Саарсгард и приближалась к ним под медленный и равномерный стук военных барабанов. Впереди ехал всадник в алом плаще. Это мог быть только принц-дракон.

— Как вы считаете, они атакуют сегодня? — спросил Лайам.

— Да, думаю, Лаэдрас собирается нанести решающий удар.

В этот миг Лорн обратил внимание, что его заместитель болезненно бледен, и вспомнил, как Логан и Йерас уводили Лайама из-под свода, когда взорвались двери. Левая рука Лайама была на перевязи, а кисть и предплечье обвивал лоскут, пропитавшийся кровью до самого локтя.

— Покажи, — велел Лорн.

Старый солдат покачал головой.

— Пустяки, — сказал он.

Но его облик указывал на то, что ему очень плохо: глаза лихорадочно блестели, на лбу выступили капли пота.

— Я же вижу, как тебе худо, — не отступал Лорн. — Не лги мне! Худо?

Лайам помялся, затем нехотя кивнул.

— Сейчас ты спустишься и попросишь, чтобы тебе сделали чистую перевязку, — строго произнес Лорн. — Потом пойдешь в донжон и будешь помогать Дорсиану.

— Но, рыцарь…

— Это приказ, Лайам. Мы продержимся здесь столько, сколько сможем, но рано или поздно все равно отступим к донжону, и тогда нам потребуется помощь. Я хочу знать, что могу рассчитывать на тебя. Понятно?

Лайам смирился:

— Слушаюсь, рыцарь.

Не успел он уйти, как к Лорну подошли пятнадцать человек.

— Вас направил Дорсиан? — спросил у них Лорн.

Они кивнули.

— Вы все добровольцы?

— Да, рыцарь, — ответил один из них.

— Хорошо. Вы пятеро остаетесь со мной здесь. Остальные — к амбразурам. Йерас, разберись, кого куда поставить, и удостоверься, что стрел достаточно. Бери все стрелы, какие только найдешь.

— Слушаюсь.

Йерас ушел с людьми, которыми ему поручили командовать.

— Логан, — сказал Лорн, поворачиваясь к наемнику с парными шпагами, — мы с тобой будем стоять здесь.

К сторожевой башне можно было добраться по верховому переходу, соединявшему две стены. Мост проходил над пропастью и упирался в верхнюю часть башни.

Барабанная дробь не смолкала.

Прислонясь к парапету, Лорн взглянул на иргаэрдские отряды, которые ждали приказа к атаке. Отблески факелов выхватывали из темноты их неподвижные силуэты. Воинов собралось достаточно для того, чтобы штурмовать башню много раз подряд. Но переход был узким, отчего иргаэрдцы могли подступать к башне лишь по десять-двенадцать человек, и Лорн намеревался воспользоваться этим преимуществом.

Он перевел взгляд на крепостные стены и спросил себя, сумели ли спастись Алан и Энцио. Он надеялся на это…

Барабаны продолжали стучать. Медленный и размеренный стук напоминал сердцебиение спящего великана.

Сколько сейчас могло быть времени?

Лорн посмотрел на небо, освещенное Большой туманностью, которая показалась ему очень бледной и очень далекой. Через несколько часов должно было рассвести, но Лорн не знал, суждено ли ему увидеть предстоящий восход; странно, но это мало волновало его.

Защитники башни приготовились к бою.

Люди заняли свои места и молча ждали. Лишь барабанный бой нарушал воцарившуюся тишину. Тяжелую тишину, пропитанную запахом пота, который сочится от страха. Тишину, предшествующую звону стали, крикам и крови.

Лорн думал о событиях последнего часа, которые привели его сюда. Одни стали для него испытанием, другие он спровоцировал сам, движимый то тягой к разрушению, то желанием справедливости, то жаждой мести. Временами эта тяга, это желание и эта жажда вытесняли все прочие чувства из его души. Лорн спрашивал себя, так ли он стремится к миру, как считал еще недавно. Поначалу он верил в это, но теперь усомнился. Неужели все дело в том, что он так изменился? Минуло всего несколько месяцев с тех пор, как его вызволили из Далрота. Это случилось весной, а сейчас наступила осень. Казалось, от весны до осени прошла вечность. Вечность, которая ознаменовала начало новой жизни.

Потому что после своего освобождения он стал другим человеком.

Выпустив его из своих глубин, пропитанных Тьмой, Далрот заново породил его.

Лорн поднял свою окровавленную руку и уставился на нее, как будто видел впервые. Затем медленно снял ремешок, который скрывал метку Тьмы.

Он больше не будет носить его.