Написано кровью моего сердца. Книга 1. Перипетии судьбы - Диана Гэблдон

Что этому мерзавцу понадобилось на сей раз? Не то чтобы он и вправду мерзавец – мало ли что Рэндолл говорит. В конце концов, это Рэндолл может оказаться мерзавцем. Но Уильям был обижен на Ричардсона за Клэр и за себя. При мысли о Клэр вдруг защемило сердце, но он усилием воли отогнал воспоминания. Она ни в чем не виновата.

– Удивлен, что вижу вас здесь, ваша светлость, – произнес Ричардсон, оглядывая суетящийся лагерь. Солнце уже встало и золотило пыль, поднимающуюся от мулов. – Вы ведь находитесь под действием условий сдачи?

Ричардсону явно кое-что о нем известно!

– Так и есть, – холодно согласился Уильям и счел необходимым защититься, хотя и не знал, от чего именно: – Я не имею права сражаться. – Он приподнял руки. – И, как видите, оружия я не ношу.

Уильям вежливым жестом дал понять, что ему нужно сейчас быть в другом месте, но Ричардсон все стоял и с улыбкой смотрел на него. Лицо его выглядело настолько невыразительным, что и родная мать узнала бы его лишь по большой коричневой бородавке на подбородке.

– Ах вот оно что… – Ричардсон подошел ближе и сказал, понизив голос: – В таком случае…

– Нет, – отрезал Уильям. – Я адъютант генерала Клинтона и не имею права пренебрегать своим долгом. Простите, сэр, но меня ждут.

Он развернулся на пятках и с бешено колотящимся сердцем пошел прочь, но с запозданием осознал, что оставил позади коня. Ричардсон до сих пор стоял у края стоянки лошадей и разговаривал с конюхом, который вынимал из земли колышки и наматывал веревку на предплечье. Лошадей и мулов поубавилось, но возле Вестгота их толклось еще немало, и Уильяму удалось незамеченным пробраться к коню и сделать вид, что он занят седельными сумками. Голову Уильям пригнул, пряча лицо от Ричардсона.

Разговор воскресил будоражащие воспоминания о Клэр – она предстала перед мысленным взором такой, какой Уильям видел ее в последний раз: непричесанная, в домашней одежде, но как никогда жизнерадостная. Клэр ему все равно нравится, хотя она больше не мачеха ему… Ох нет, ни черта подобного: Клэр, ныне носящая фамилию Фрэзер, по-прежнему его мачеха – но уже по другому отцу!

Стиснув зубы, Уильям рылся в седельных сумках в поисках фляжки. Зачем этот шотландский прохвост вернулся из своей морской могилы, запутав все и вся? Лучше б он утонул и не вернулся!

«Ты вонючий папист, и при крещении тебя нарекли Джеймсом».

Уильям замер, словно от выстрела в спину. Черт возьми, он вспомнил! Конюшня в Хелуотере, теплый запах лошадей и мешанки из зерна, покалывающая сквозь чулки солома, холодный каменный пол… Он кричал… Почему? Он помнил лишь ощущение безмерного одиночества, полной беспомощности. Это был конец всему. Мак уходил.

Уильям медленно вздохнул и поджал губы. Мак. Уильям не помнил его лица и того, как он выглядел, помнил только, что Мак был большим – больше, чем дедушка, лакеи или другие конюхи. Помнил ощущение безопасности и постоянного счастья, окутывавшего его, словно теплое, уютное одеяло…

Выругавшись, Уильям закрыл глаза.

Это счастье тоже было ложью? Он тогда был слишком мал, чтобы отличить почтение конюха к юному господину от настоящей доброты. Но все же…

– Ты вонючий папист, – прошептал он и задохнулся от подступивших рыданий. – И при крещении тебя нарекли Джеймсом.

«Я имел право дать тебе лишь это имя».

Ладонь легла на грудь, на горжет – но не для того, чтобы увериться в его наличии. Уильям искал деревянные четки, которые годами носил на шее, под рубахой, где никто не увидит. Четки, которые дал ему Мак… вместе со своим именем.

Он с потрясением осознал, что его глаза полны слез.

«Ты ушел. Ты бросил меня!»

– Черт! – воскликнул он и саданул кулаком по седельным сумкам. Конь фыркнул и шарахнулся, а руку Уильяма пронзила резкая боль, заставив позабыть обо всем остальном.

Йен проснулся перед рассветом из-за того, что над ним нагнулся дядя.

– Я иду завтракать с подчиненными мне капитанами, – без долгих предисловий сказал Джейми. – Ты будешь служить разведчиком у полковника Уилбура. Купишь нам лошадей? Мне, да и тебе тоже, понадобится хорошо объезженный сменный конь. – Он положил на грудь Йену кошелек, улыбнулся и растворился в утреннем тумане.

Йен медленно вылез из-под одеяла, потянулся. Он выбрал для сна хорошее местечко в стороне от лагеря, на небольшом пригорке у реки, и даже не стал ломать голову над тем, как дяде Джейми удалось найти его. Не стал и удивляться его выносливости.

Йен не спеша оделся и позавтракал, обдумывая, что нужно сделать. Ночью он видел сон и до сих пор его помнил, пусть и не подробно. Он очутился в лесной чаще, а рядом в листве что-то таилось. Нечто неведомое и не виденное им раньше, но между лопатками у Йена зачесалось, свидетельствуя об опасности. Потом раздался крик ворона, как предупреждение. Однако, когда ворон пролетал мимо Йена, выяснилось, что это какая-то белая птица. Она крылом задела щеку Йена, и он до сих пор ощущал касание перьев.

Белые животные являются вестниками потустороннего мира. В это верят и могавки, и горцы. Йен принадлежит и к могавкам, и к горцам; сны для него – не пустой звук. Иногда смысл сна всплывает из глубин памяти, словно лист из толщи воды. Понадеявшись, что объяснение само придет на ум, Йен забыл о сне и занялся делами. Нужно сходить к полковнику Уилбуру, а еще купить двух подходящих коней, которые смогут нести в бой крупного мужчину… Однако белая птица из сна весь день следовала за ним, мелькая за правым плечом, – он то и дело замечал ее краем глаза.

* * *

В обед, покончив с делами, Йен вернулся в лагерь и увидел Рэйчел среди других женщин в очереди к колодцу во дворе таверны «Гусь и виноград». У ног девушки стояли два ведра.

– Я могу принести тебе воды из реки, – предложил Йен.

Рэйчел раскраснелась от жары, но все равно была красива. Йен залюбовался округлыми мышцами ее обнаженных загорелых рук.

– Спасибо, не нужно. – Рэйчел улыбнулась и поправила одно из торчащих в его прическе орлиных перьев. – Твоя тетя сказала, что с лодок в речку сбрасывают разный мусор, а половина армии справляет в нее нужду. Она права. Придется пройти милю вверх по реке, чтобы найти чистую воду. Ты пришел по делу?

В ее голосе звучала заинтересованность и ни следа тревоги или упрека. Йен это оценил.

– Я не убью никого, пока меня не вынудят, – тихо сказал он и коснулся ее щеки. – Теперь я разведчик. Мне не придется убивать.

– Всякое случается, уж я-то знаю, – ответила она и посмотрела в сторону, чтобы он не заметил мелькнувшей в ее глазах тени.

Йен ощутил раздражение. Захотелось спросить, что лучше – если убьет он или если убьют его во спасение его души? Однако он подавил это желание и задушил зарождающийся гнев. Рэйчел любит его, сомнений нет. Подобный вопрос, наверное, можно задать квакеру, но не нареченной.