Путешественник. Том 1. В погоне за рассветом - Гэри Дженнингс

Об одном из таких запутанных случаев, который разбирался на суде еще до того, как мы, Поло, прибыли в Базайи-Гумбад, до сих пор спорили. И нам тоже рассказали про это дело со всеми подробностями. Старый торговец-араб обвинял свою самую молодую и привлекательную из четырех жен в том, что она бросила его и сбежала в палатку к молодому и красивому русскому. Оскорбленный супруг не желал, чтобы она возвращалась, он хотел, чтобы неверную жену и ее любовника приговорили к смерти. Русский настаивал, что по законам его родины женщина — это всего лишь прекрасная добыча, как любой лесной зверь, и принадлежит тому, кто сумел ее взять. Кроме того, сказал он, он ее действительно любит. Сбившаяся с пути жена, женщина из народа киргизов, жаловалась на то, что ее законный супруг просто невыносим и что он никогда не входил в нее иначе как в грязной арабской манере — через задний проход, так что она считала себя вправе завести другого — хотя бы для того, чтобы изменить положение. И еще она прибавила, что действительно любит русского. Я спросил нашего хозяина, чем закончилось судебное разбирательство. (Икбаля, который как уроженец и постоянный житель Базайи-Гумбада считался его почетным гражданином, разумеется, каждую зиму избирали в новый состав суда.)

Он пожал плечами и сказал:

— Брак есть брак в любой стране, а жена повсюду является собственностью мужчины. Мы вынуждены были разрешить это дело в пользу обманутого мужа. Ему позволили предать свою неверную жену смерти. Однако мы отказали ему в том, чтобы убить также и ее любовника. Русского наказали иначе.

— И каким же образом?

— Его всего лишь заставили разлюбить ту женщину.

— Но она же была мертва. Что-то я не пойму…

— Мы постановили, что его любовь к ней тоже должна умереть.

— Но… я все равно не понимаю. Как это можно сделать?

— Обнаженный труп женщины уложили на склоне холма. Осужденного прелюбодея приковали к столбу таким образом, чтобы он не мог до нее дотянуться. И обоих оставили там.

— Для того, чтобы он умер от голода рядом с ней? Да?

— Ничего подобного. Мужчину кормили, поили и делали все, чтобы ему было удобно, пока он не выздоровел. Теперь он свободен, до сих пор жив, но больше не любит ту женщину.

Я покачал головой.

— Простите меня, мирза Икбаль, но я правда не понимаю.

— Мертвое тело лежало там, и никто его не убирал. А теперь представьте, что происходило с трупом. В первый день произошло лишь незначительное изменение цвета — в тех местах, где к коже прикасались в последний раз. У женщины появились трупные пятна в области горла, где шею ее намертво сдавили пальцы супруга. Любовник был вынужден сидеть и смотреть, как эти синяки проявляются на ее плоти. Может быть, они были не таким уж и отвратительным зрелищем. Но спустя день или около того живот трупа разбухает. Еще через некоторое время мертвое тело начинает извергать из себя внутренности тем или иным способом, но в гораздо более неприглядной манере. А затем прилетают мухи…

— Спасибо. Я начинаю понимать.

— Да, и любовник вынужден был смотреть на все это. Поскольку там было прохладно, процесс слегка замедлился, однако разложение неумолимо. Труп гниет, а падальщики и другие хищные птицы спускаются все ниже, все ближе и смелей подходят шакалы и…

— Ясно.

— Дней через десять или около того, когда останки разложились, молодой человек полностью излечился от всякой любви к той женщине. Во всяком случае, мы в это верим. После этого он стал совершенно безумным. Он ушел вместе с караваном русских, однако товарищи вели его на веревке за повозками. Он до сих пор жив, но, если Аллах будет милосерден, возможно, долго не протянет.

Караваны, которые зимовали там, на Крыше Мира, были нагружены всевозможными товарами. И хотя некоторые из них оказались достойны восхищения — шелка и специи, ювелирные украшения и жемчуга, меха и кожи, — большинство из них не были мне в новинку. Однако попадались вещи, о которых я никогда прежде не слышал. Караван самоедов, например, вез с собой с далекого севера уложенные в кипы листы, которые самоеды называли слюдой. Она выглядела как настоящее стекло, разрезанное на прямоугольники, каждый такой лист был в длину с мою вытянутую руку, однако прозрачность листов была невысока, их портили трещины, пятна и наросты. При ближайшем рассмотрении я обнаружил, что это вовсе не стекло, а некий минерал весьма странного вида. Я уже упоминал про горный лен, который состоит из отдельных волосков, так вот, и эта порода расслаивается подобно страницам в книге на тонкие, жесткие, относительно прозрачные пластины. Материал этот был гораздо хуже настоящего стекла, которое делают в Мурано, однако искусство изготовления стекла до сих пор неизвестно в большинстве стран Востока. Поэтому слюда там является вполне подходящим заменителем, и, как сказали самоеды, за нее можно запросить хорошую цену на рынках.

С другого конца света, с далекого юга, караван тамилов из Чолы держал путь из Индии в Балх и вез тяжелые мешки, в которых было не что иное, как соль. Я, помню, тогда посмеялся над темнокожими низкорослыми купцами. Я же видел, что в Балхе не было недостатка в соли, и решил, что они просто глупцы, раз везут ее через весь материк. Застенчивые крошечные жители Чолы просили снисхождения за свои раболепные объяснения: это была «морская соль», сказали они. Я попробовал ее — на вкус она ничем не отличалась от обычной — и снова засмеялся. Тогда они продолжили объяснять дальше: в морской соли содержится один ценный компонент, которого нет в другой соли. И люди, которые сдабривают ею свою пищу, не болеют «зобом»; именно по этой причине они надеются, что выгодно продадут морскую соль в тех далеких странах.

— Волшебная соль? — издевался я, потому что видел в Балхе множество несчастных, страдающих этой болезнью, и полагал, что от нее не так-то легко избавиться. Я вовсю потешался над доверчивостью и глупостью чоланцев, но это их, похоже, не смущало.

Верховые и вьючные животные, которые находились в загоне рядом с озером, отличались не меньшим разнообразием, чем их владельцы Там были целые стада лошадей, ослов и даже несколько прекрасных мулов. Ко всем этим животным мы уже давно привыкли. Однако большинство верблюдов там были совершенно иными и отличались от тех, что мы видели прежде. Не такие высокие и длинноногое, они выглядели объемней и тяжеловесней из-за своей длинной толстой шерсти. Еще у них имелись гривы, как у лошадей, только эти гривы свисали с их животов, а не с длинных шей. Мало того, у всех у них еще и оказалось по два горба вместо одного. Между этими горбами было проще сидеть, поскольку там имелось естественное углубление для седла. Мне сказали, что бактрианские верблюды лучше приспособлены к зиме в горной местности, тогда как арабские легче переносят жару, жажду и пески пустыни.

Еще одно незнакомое вьючное животное я увидел у народа пёба. Сами жители Тибета называли его yyag, а большинство людей звало яком. Это было массивное создание с головой коровы и хвостом лошади, со всех сторон тело его напоминало по своей форме и размерам стог сена. Як стоя доходил человеку до плеча, но его голова располагается ниже, примерно на уровне наших коленей. Косматая грубая шерсть яков — черная, серая или же в черно-белых пятнах — всегда свисает до земли и скрывает слишком изящные для их массы ноги, которые они, несмотря ни на что, ставят удивительно ловко и точно во время ходьбы по узким горным тропам. Як хрюкает и рычит, как свинья, пока волочит ноги, постоянно пережевывает что-то своими похожими на жернова зубами.