Колдунья - Филиппа Грегори

Дэвид щелкнул пальцами и кивнул одному из пажей, затем подбросил в воздух серебряную монету, парнишка подпрыгнул, поймал ее на лету и помчался выполнять поручение, а собаки, вдруг встрепенувшись, залаяли и бросились вслед, пытаясь ухватить его за пятки. С полдюжины музыкантов, сидевших в зале, соскочили с лавок, схватились за инструменты и принялись их настраивать, торопясь и переругиваясь между собой. Наконец заиграли, служанки встали в круг для старинного деревенского танца. Элис, вспомнив музыку своего детства, с интересом наблюдала, притопывая ногой.

— Ну-ка, станцуй с ними, — велел старый лорд. — Бери с собой дам и отправляйся танцевать.

Покраснев, Элис улыбнулась, кивнула Марджери с Элизой, и они присоединились к танцующим. Одна из дам отплясывала посередине, остальные — вокруг, затем она выбирала пару, все следовали ее примеру и водили хоровод уже парами, а потом другая дама выходила в середину. Женщины выгибали шеи и вовсю старались, сознавая, что ими любуется много мужчин. В такт музыке они притопывали ногами, затем положили руки на бедра и, соблазнительно поигрывая ими, широкими, плавными движениями поплыли по кругу. Элис танцевала вместе со всеми, ее распущенные волосы летали по воздуху, она искоса поглядывала на Хьюго. Когда настала ее очередь находиться в центре, ее щеки порозовели, она грациозно покачивала гордо поднятой головкой, самодовольно выставив уже оформившийся животик. Наконец молодой лорд посмотрел на нее, и на ее губах заиграла самоуверенная улыбка.

Хьюго широко улыбнулся, мрачное настроение исчезло, морщина меж бровей разгладилась. Что-то прошептав отцу, он спрыгнул с помоста и встал в круг танцующих. Когда пришло время Элис выбирать партнера, она направилась к нему, и ей сразу устроили овацию. Другие мужчины по примеру Хьюго тоже отплясывали вместе со всеми. Круг стал слишком велик, места между столами оказалось мало, и он распался сначала на два, а потом и на четыре хоровода. Музыка звучала все громче и зажигательней, барабан бил все настойчивей. Элис в своем зеленом платье кружилась в танце с торжествующей увлеченностью. Хьюго подпрыгивал и притопывал рядом. Когда музыка завершилась россыпью колокольчиков, девушка упала ему в руки, он поднял ее и понес на помост.

Спальня Кэтрин располагалась как раз над большим залом, до нее доносились музыка, смех, гром аплодисментов в честь Элис и веселый гомон танцующих. Сидя на своей широкой кровати, даже не притронувшись к стоящему перед ней обеду, миледи слушала, и огромные слезы катились по ее щекам.

После обеда у лорда Хьюго нашлась для Элис работа: надо было составить несколько писем. Она сидела за маленьким столиком возле окошка, на ней было зеленое платье, головка покрыта французским чепцом зеленого цвета, а на плечах лежала зеленая шаль.

— Ты напоминаешь весеннюю лужайку, — пошутил старый лорд. — Мне нравится на тебя смотреть, Элис.

Девушка улыбнулась, но ничего не ответила.

— Ну а теперь к работе, — быстро добавил он.

Выпрямившись в кресле и вытянув опирающуюся на трость руку, не глядя на Элис, он без остановки диктовал послания своим адресатам — по списку. Макнув перо в чернильницу, девушка писала, стараясь выводить слова как можно более отчетливо, не отставать, писать с такой же скоростью, с какой лорд говорил. Кроме того, она быстро переводила его сжатый образный английский на классическую латынь. И держала голову низко, исполняя роль верного, прилежного секретаря, тупого писца.

Его светлость обращался ко всем своим друзьям, занимающим теперь высокое положение при дворе, с просьбой поддержать его в затеваемом процессе развода его сына на том основании, что они с женой — близкие родственники.

Продиктовав шесть посланий и объявив перерыв, его светлость сообщил:

— В Верховный суд королевства напишет отец Стефан. Он сможет убедительно это оформить, риторика и все такое, в общем, подпустит пыли, грамотеи знают, как это делается.

— А он возьмется? — засомневалась Элис.

Лорд Хью озорно ухмыльнулся.

— У него нет выбора, милая моя. Он полностью в моих руках, с потрохами. Я отдал ему все бенефиции[12]в своих владениях, причем без налогов. Он такой же простой смертный, как и мы с тобой, любит мирские радости, честолюбивый, хотя и ревностный священнослужитель. Он тщеславен, как и мой сын, они два сапога пара. Если Хьюго поднимется высоко, он и друзей за собой потянет. Отец Стефан понимает, что цена этому — мои интересы в церковных судах.

— А что будет с Кэтрин? — тихим голосом поинтересовалась Элис.

— Бог его знает, — беспечно отозвался милорд. — В прежние времена отправилась бы в монастырь. А сейчас непонятно. У нее и родных никого не осталось. Можно найти кого-нибудь и выдать ее замуж. Какого-нибудь вдовца с сыновьями, которого устроит бесплодная жена. Она женщина вполне привлекательная и в постели горячая, по словам Хьюго. Я верну ей часть ее приданого или подарю небольшое имение. Отпущу с ней пару ее дам, несколько слуг. В общем, как сама пожелает. Будет вольна делать все, что захочет. Если не станет противиться моей воле, то увидит, что я бываю щедрым.

— А Хьюго известно об этих планах? — уточнила Элис.

Старый лорд покачал головой.

— Нет. И держи рот на замке, красавица моя. Мы поговорим с ним, когда придут ответы. Если они будут благоприятны, начнем эти планы осуществлять. Отдай письма Дэвиду и накажи отправить их немедленно. Курьеры обязаны дождаться ответов, а потом сразу возвращаться. Каждому, кто будет проворным, я подарю серебряный шиллинг. И еще передай, что курьеры не должны в Лондоне ни есть, ни пить. В городе снова чума, не дай бог, ее занесут в замок. А потом иди ложись. Если Кэтрин позовет тебя, скажи ей, что по моему распоряжению днем ты должна отдыхать.

Кивнув, Элис собрала бумаги и вышла.

Но про матушку Хильдебранду она не забыла. Перед обедом, приводя в порядок волосы у зеркала, она вдруг увидела в его гладкой поверхности строгое лицо матушки. Аббатиса стояла в проеме двери маленькой хижины и, приложив ко лбу ладонь, всматривалась в даль, туда, где вдоль берега реки бежала тропка; она ждала вновь обретенную дочь, не сомневаясь, что та придет, полагаясь на суровое воспитание, привычку к дисциплине и послушанию, но больше всего — на взаимное чувство любви между ними. Она будет ждать целый час, превозмогая боль в ногах и в спине. Но на тропинке так никто и не появится. Сначала это ее озадачит: Элис, будучи послушницей, никогда не опаздывала на урок или на молитву, всегда первой являлась на службу в часовню. Потом аббатиса забеспокоится, не случилось ли чего с ее дочерью, может, упала с лошади, может, приключился несчастный случай — мало ли какие опасности могут подстерегать девушку. Потом медленно повернется и поплетется в сырую хижину, опустится на колени перед холодным очагом, сложит ладони и помолится за душу Элис, которая не пришла, хотя во что бы то ни стало обязана была прийти, которая не исполнила свой долг перед Господом, долг перед духовной матерью, единственным любящим ее человеком.