Воспоминания немецкого генерала. Танковые войска Германии во Второй мировой войне. 1939-1945 - Гейнц Гудериан

Для предотвращения этой угрозы я предложил Гитлеру создать новую группу армий в районе между бывшей группой армий «А», которая с 25 января стала называться «Центром», и бывшей группой армий «Центр», которая называлась теперь «Севером». Эта группа армий в этом районе должна была заново организовать оборону и приостановить наступление противника. Чтобы выбрать командующего и штаб для этой группы армий, которая будет действовать на весьма опасном участке фронта, я связался с генерал-полковником Йодлем из штаба оперативного руководства вооружёнными силами. Я предложил ему выбрать один из штабов групп армий, находившихся на Балканах, а именно — штаб фельдмаршала барона фон Вейхса. Я хорошо знал генерала фон Вейхса и особенно высоко ценил его характер и военные способности. Он был умным, честным и храбрым солдатом, т. е. по своим данным больше других был способен спасти тяжёлое положение, если это ещё было вообще возможно. Йодль обещал поддержать меня во время доклада Гитлеру. Казалось, что мне удастся осуществить свой план. Когда же 24 января я внёс на рассмотрение Гитлера своё предложение, последний ответил: «Фельдмаршал фон Вейхс производит на меня впечатление усталого человека. Я не верю, что он может справиться с этой задачей». Упорно защищая своё предложение, я сказал, что Йодль тоже придерживается моего мнения. Но тут меня постигло большое разочарование, так как Йодль, к сожалению, неудачно упомянул о глубокой религиозности фельдмаршала, а это явилось причиной того, что Гитлер бесцеремонно отклонил моё предложение и вместо Вейхса назначил Гиммлера. Эта явная ошибка фюрера привела меня в ужас. Я использовал всё своё красноречие, чтобы оградить злосчастный Восточный фронт от этой бессмыслицы. Но всё было напрасно. Гитлер утверждал, что Гиммлер очень хорошо справился со своей задачей на Верхнем Рейне. Имея под рукой армию резерва, он быстро сможет её использовать. Поэтому он лучше всех обеспечит новый фронт как солдатами, так и техникой. Попытка хотя бы передать хорошо сработавшийся штаб Вейхса рейхсфюреру СС тоже провалилась. Гитлер приказал, чтобы Гиммлер сам подбирал себе штаб. Начальником штаба он назначил бравого бригаденфюрера СС Ламмердинга, который до этого времени командовал танковой дивизией СС. Этот человек не имел никакого представления о тяжести штабной работы в формируемой группе армий. Та скромная поддержка, которую я смог оказать этому новому штабу, прикомандировав к нему офицеров генерального штаба, не могла полностью компенсировать крупных недостатков в работе как командующего, так и его начальника штаба. Гиммлер собрал вокруг себя ряд офицеров СС, большинство из которых не было подготовлено к выполнению своей задачи. Только после весьма горьких и пагубных для общего дела уроков честолюбивый Гиммлер стал более сговорчивым.

25 января я встретился с министром иностранных дел империи в его новом роскошном кабинете на Вильгельмштрассе. Здесь господин фон Риббентроп узнал горькую правду. Он, видимо, не считал обстановку настолько серьёзной и, когда я подробно ему обо всём рассказал, был сильно потрясён и спросил у меня, соответствует ли истине всё то, что я ему сообщил. «Генеральный штаб начинает, кажется, нервничать», — сказал он. Да, действительно, нужно было иметь сверхчеловеческие нервы, чтобы сохранять при таких напряжённых усилиях спокойствие и рассудок! Сделав обстоятельное сообщение об обстановке на фронтах, я спросил у «руководителя Германии по внешнеполитическим вопросам», готов ли он пойти вместе со мной к Гитлеру, чтобы предложить ему действовать в направлении заключения хотя бы одностороннего перемирия. По моему мнению, речь должна идти в первую очередь о западных державах. Господин фон Риббентроп ответил буквально следующее: «Нет, этого я сделать не могу. Я являюсь верным последователем фюрера. Я знаю совершенно точно, что фюрер не захочет вести никаких дипломатических переговоров с противником, и поэтому не могу доложить ему о вашем предложении».

Я спросил его: «Что вы скажете, если русские через три-четыре недели будут стоять под Берлином?» Не скрывая своего ужаса, господин фон Риббентроп воскликнул: «Вы считаете это возможным?» Когда я заверил его, что это не только возможно, но при нашем теперешнем положении совершенно очевидно, он на некоторое время потерял присутствие духа. Я снова поставил перед фон Риббентропом вопрос, пойдёт ли он со мной к Гитлеру или нет, но министр не смог дать положительного ответа. Единственными словами, которые он произнёс при прощании со мной, были: «Всё остаётся между нами, не правда ли?» Я дал обещание.

Вечером я пришёл к Гитлеру докладывать «обстановку». Он был очень возбуждён. Я, видимо, немного опоздал, потому что при входе в зал услышал его громкий возбуждённый голос. Он требовал неукоснительного выполнения своего «основополагающего приказа № 1», согласно которому никто из работающих с ним не имеет права делать какие-либо сообщения посторонним лицам, если это непосредственно не связано со служебной деятельностью данных лиц. Увидев меня, Гитлер повысил голос: «Таким образом, если начальник генерального штаба посещает министра иностранных дел рейха и информирует его об обстановке на Восточном фронте, доказывая необходимость заключения перемирия с западными державами, он совершает тем самым государственное преступление!» Теперь я узнал, что господин фон Риббентроп не молчал. Тем лучше! Теперь Гитлер, по крайней мере, был в курсе дела. Но он отказался от всякого делового обсуждения моего предложения. Гитлер продолжал бесноваться ещё некоторое время, пока не заметил, что всё это не производит на меня никакого впечатления. Только находясь в заключении, я узнал из достоверного источника, что министр иностранных дел рейха в тот же день послал докладную записку Гитлеру о нашей беседе. Правда, моя фамилия в ней не была названа, но всё было ясно и без этого.

Попытка начать при содействии министерства иностранных дел хотя бы односторонние переговоры о заключении перемирия провалилась. Конечно, мне могут возразить, что вряд ли удалось бы в то время склонить западные державы к ведению таких переговоров, так как они взяли на себя официальные обязательства перед русскими вести по германскому вопросу только совместные переговоры. Но, несмотря на всё это, я всё же считал, что не следует отказываться от попытки побудить Гитлера совершить этот шаг. Хотя господин фон Риббентроп и отклонил моё предложение, я решил не сдаваться и попробовать выполнить свой план, идя другим путём. С этой целью я посетил в первую неделю февраля одного из виднейших деятелей рейха в надежде найти взаимопонимание и поддержку. Но на моё предложение этот человек буквально повторил ответ министра иностранных дел. О третьей попытке, предпринятой мною в этом же направлении в марте, я буду говорить ниже.

К 27 января наступление русских достигло невиданных темпов. Всё быстрее и быстрее приближался день катастрофы. Юго-западнее Будапешта русские перешли в контрнаступление. Остатки немецкого гарнизона в венгерской столице вели ожесточённые бои. Обстановка в Верхнесилезском промышленном районе стала ещё напряжённее. Значительными силами русские начали наступление в направлении Моравских ворот — на Моравска Острава, Тешинь (Цешин). Особенно опасной складывалась обстановка в районе Варта и в Восточной Пруссии. Познань была окружена; противник уже захватил один форт. Русские продвигались в направлении Шенланке (Тшцянка), Шлоппе (Члопа), Шнейдемюль (Пила), Уш. Они овладели Накелем (Накло) и Бромбергом (Быдгощ). Западнее Вислы продолжались атаки на Шветц (Свеце). У Меве (Гнев), наступая в западном направлении, противник форсировал Вислу. В Мариенбурге (Мальборк) шли бои за великолепную старинную крепость Орденсбург. Гиммлер перевёл свой штаб из Орденсбурга в Крессинзее. Оттуда, не спросив разрешения у главного командования сухопутных войск, он отдал приказ об оставлении Торна (Торунь), Кульма (Хелмно) и Мариенвердера (Квидзинь). И на это Гитлер ответил молчанием! Такое самоуправство Гиммлера повело к потере оборонительного рубежа на Висле. Теперь противник в течение нескольких дней мог отрезать от фронта армию, находившуюся восточное реки.