Заводная и другие - Паоло Бачигалупи

На полу аккуратно разложены циновки-татами, на стенах — картины суми-э. Сидящий на коленях человек — видимо сам господин Ясимото — что-то рисует. Девушка предлагает Канье устроиться неподалеку.

Джайди восхищенно разглядывает рисунки.

— Представь — все это он сам написал.

— Откуда вы знаете?

— Зашел посмотреть — после того как умер, — правда ли у них тут есть десятирукие.

— Есть?

— Сама выясняй.

Господин Ясимото окунает кисточку в тушь, отточенным стремительным движением наносит последний штрих, потом встает, кланяется Канье и начинает говорить по-японски. Почти тут же пружинщица переводит на тайский:

— Ваш визит — честь для меня.

Он ненадолго замолкает, а за ним и девушка. Канья догадывается, что та очень хороша собой — по-своему, по-кукольному; расстегнутая сверху короткая блузка приоткрывает ложбинку под шеей, светлая юбка соблазнительно облегает бедра. Настоящая красавица, если забыть о ее извращенной природе.

— Вам известно, зачем я здесь?

Японец отвечает быстрым кивком.

— До нас дошли слухи о прискорбном происшествии, а также газеты и листовки, в которых часто упоминается моя страна. — Он бросает на Канью пристальный взгляд. — Очень многие настроены против нас и высказывают чрезвычайно несправедливые и ошибочные суждения.

— У нас есть вопросы…

— Спешу заверить: мы друзья королевства и всегда были тайцам союзниками — еще с той давней большой войны.

— Я хотела бы знать…

— Не желаете чаю? — снова прерывает Ясимото.

Канья терпеливо играет роль вежливого гостя.

— Благодарю вас.

Пружинщица, получив указания, встает и выходит. Канья невольно чувствует облегчение: в присутствии этой твари было как-то не по себе. Правда, без переводчика в комнате повисает молчание, и она ощущает, как тают секунды и минуты. Время, время уходит. Небо затягивает грозовыми тучами, а тут — церемонии.

Пружинщица присаживается у низкого столика, точными движениями смешивает и заваривает чай. Канья заставляет себя молча наблюдать за странными жестами этого существа и понемногу понимает, чего добивались японцы, создавая себе слуг. Девушка действует безупречно, как часы, в ее выверенных движениях во время чайной церемонии есть изящество.

Сама же пружинщица старательно не замечает гостью, ничего не говорит о белой министерской форме, понимает, что при иных обстоятельствах уже была бы отправлена в компост, но вида не подает — ведет себя безупречно вежливо.

Ясимото ждет, когда Канья сделает первый глоток, потом отпивает сам и аккуратно ставит чашку на столик.

— Наши страны дружат очень давно — с тех пор как во времена вашего великого ученого Кинга Пумибола император преподнес в дар королевству тиляпию. Мы верны нашим добрым отношениям и, надеюсь, в нынешнем деле также сможем быть вам полезны, но сперва хочу еще раз подчеркнуть, что мы — ваши друзья.

— Расскажите о пружинщиках.

— Что именно вы хотели бы знать? — Он с улыбкой показывает на сидящую рядом девушку: — Одна из них сейчас перед вами.

Канья не показывает охвативших ее противоречивых чувств. Девушка очень красива: прекрасная кожа, удивительно изящные движения, — но от ее вида по спине пробегает холодок.

— Для чего они вам?

— Наше население стареет, молодежи совсем мало, а славные девушки вроде Хироко заполняют этот пробел. Мы не такие, как тайцы. У нас есть калории, но трудиться некому, поэтому стране нужны личные помощники и рабочие.

Скрывая отвращение, Канья говорит:

— Да, вы, японцы, совсем другие. Только вам мы дали исключительное право ввозить этих…

— Убийц, — подсказывает Джайди.

— …созданий. Вроде нее. — Она невольно кивает на переводчицу. — Больше — ни одной стране и ни одной фабрике.

— Мы ценим эту привилегию.

— Однако злоупотребляете ею, раз пользуетесь военными моделями…

Хироко прерывает гостью на полуслове и спешит передать возмущенный ответ своего хозяина.

— Нет! Это исключено! Мы даже близко не подходим к подобным технологиям!

Ясимото багровеет от гнева. Канья думает, не нарушила ли случайно какую-нибудь норму японского этикета, а пружинщица продолжает совершенно спокойным голосом:

— Мы имеем дело только с Новыми японцами вроде Хироко. Она послушна, умна и прекрасно обучена. Это — необходимое орудие в нашей работе, такое же, как мотыга для крестьянина или меч для самурая.

— Любопытно, что вы упоминаете именно меч.

— Хироко — не военная модель. Мы не располагаем подобными технологиями.

Канья достает из кармана и припечатывает к столику фотографию пружинщицы-убийцы.

— Тем не менее одна из ваших — ввезенная вами и зарегистрированная на вашего человека — совершила покушение на Сомдета Чаопрайю и еще восьмерых человек, а потом исчезла, растворилась в воздухе, как рассерженный пхи. А вы, глядя мне в глаза, говорите, что военных пружинщиков тут быть не может! — В конце она переходит на крик, но переводчица продолжает говорить спокойно.

Лицо японца делается неподвижным, Ясимото берет снимок, внимательно разглядывает, потом передает Хироко и говорит:

— Надо проверить наши записи.

Девушка выходит. Канья смотрит на него, но не замечает ни беспокойства, ни тревоги, ни даже намека на страх — одно только раздражение. Жаль, что нельзя поговорить с Ясимото напрямую, — слушая японское эхо своих слов, ей кажется, что их сила исчезает, что Хироко смягчает удар.

Ждут молча. Ясимото предлагает гостье чай, та отказывается, не пьет и он. Напряжение велико. Канья думает: японец вот-вот схватит висящий за ним на стене старинный меч и зарубит ее.

Спустя несколько минут приходит Хироко — поклонившись, возвращает фотографию и что-то говорит хозяину. Лица обоих совершенно бесстрастны. Затем девушка садится на свое место, а Ясимото, кивнув на снимок, спрашивает:

— Вы уверены, что это именно она?

— Абсолютно.

— Тогда это убийство объясняет, почему в городе растет возмущение. Вокруг фабрики собирались люди на лодках. Полиция их разогнала, но они снова приплывают — уже с факелами.

Канья встревожена тем, как быстро ярость охватывает людей, как стремительно развиваются события, но вида не подает. В какой-то момент у Аккарата и Прачи уже не будет возможности отступить, не потеряв лицо, и тогда — пиши пропало.

— Да, люди сейчас очень злы.

— Однако злость их направлена не туда. Это не военная пружинщица.

Канья хочет что-то сказать, но Ясимото бросает на нее такой свирепый взгляд, что она закрывает рот.