Третий шимпанзе - Джаред М. Даймонд

А нельзя ли оберегать те конкретные виды, которые нам нужны, а остальные пусть вымирают? Конечно же, нет, потому что необходимые нам виды зависят от других видов. Панамские муравьеловки не могли предвидеть, что им не обойтись без ягуаров; цепочка экологических домино настолько сложна, что и человек не может определить, без каких звеньев этой цепи можно прожить. Кто из вас в состоянии ответить на вот эти три вопроса. Какие десять видов деревьев обеспечивают большую часть сырья для производства бумаги в мире в целом? Для каждого из этих десяти видов деревьев какие десять видов птиц поедают большинство насекомых-вредителей, угрожающих этому дереву, какие десять видов насекомых опыляют большинство его цветков, и какие десять видов животных в наибольшей степени способствуют распространению его семян? От каких других видов зависят эти десять птиц, насекомых и животных? Директору лесозаготовительного предприятия, который пытается разобраться, исчезновение каких видов мы можем допустить, нужно уметь отвечать на эти три сложных вопроса.

Когда вы оцениваете целесообразность некоего проекта застройки, который принесет доход в миллион долларов, но может привести к уничтожению нескольких видов, у вас есть большой соблазн предпочесть прибыль, игнорируя события, которые произойдут лишь с некоторой долей вероятности. Обычно я привожу следующую аналогию. Некто предлагает вам миллион долларов в обмен на право безболезненно отрезать две унции вашей драгоценной плоти. Вы решаете, что две унции составляют всего лишь тысячную долю от веса вашего тела, так что девятьсот девяносто девять тысячных (это много) у вас останутся. Это допустимо, если две унции будут взяты из излишков вашего жира, а удалять их будет опытный хирург. А что случится, если хирург просто оттяпает две унции из любой части вашего тела, от которой ему удобнее резать, или если он не знает, какие части тела являются необходимыми? Может оказаться, что он вырежет эти две унции из вашего мочеиспускательного канала. Если вы собираетесь продать большую часть своего тела, как человечество сейчас планирует уничтожить большую часть естественных мест обитания, имеющихся на нашей планете, то вы гарантированно утратите в конце концов и свою уретру.

В заключение постараемся адекватно оценить значимость проблем, сравнив два облака, которые, как я уже упоминал в самом начале главы, омрачают наше будущее. Ядерная катастрофа, несомненно, окажется для нас фатальной, но она не происходит прямо сейчас и может не произойти в будущем. Экологическая катастрофа тоже окажется несомненно фатальной, но ее отличие в том, что она уже идет. Она началась десятки тысяч лет назад, а в наше время приносит больше вреда, чем когда-либо в прошлом, и ее темпы нарастают, а развязка наступит не позднее, чем через сто лет, если люди не примут мер. Единственное, в чем мы не можем быть уверены, — придется ли этот момент на время жизни наших детей или внуков, и решится ли человечество прямо сейчас приступить к действиям (суть которых очевидна), чтобы сдержать этот процесс.

Теперь обобщим рассуждения, которым посвящена эта книга, проследив восхождение человека на протяжении последних трех миллионов лет, а также начавшийся в более поздний период процесс — движение, обратное предшествовавшему прогрессу человечества.

Первыми проявлениями того, что наши предки в каком-то отношении выделялись среди животных, были очень грубые каменные орудия, которые начали появляться в Африке около двух с половиной миллионов лет назад. Количество этих инструментов заставляет предположить, что они постепенно играли все более важную роль в поддержании жизни человека. И напротив, среди наиболее близких к нам видов карликовые шимпанзе и гориллы орудий не используют, тогда как шимпанзе обыкновенные время от времени применяют своего рода рудиментарные инструменты, но само их существование от применения орудий практически не зависит.

Тем не менее эти грубые инструменты не вызвали никакого квантового скачка в успешности нашего вида в целом. В течение последующих полутора миллионов лет мы не выходили за пределы Африки. Около миллиона лет назад нам удалось расселиться по теплым районам Европы и Азии, в результате чего мы стали наиболее распространенным из трех видов шимпанзе, но все же намного уступали по численности львам. Наши орудия совершенствовались бесконечно медленно, и из крайне примитивных стали очень примитивными. Уже сто тысяч лет назад по крайней мере, в человеческих популяциях Европы и западной Азии, неандертальцы регулярно пользовались огнем, но в остальных отношениях мы оставались ничем не примечательным видом крупных млекопитающих. У нас не возникло ни малейшего подобия искусства, сельского хозяйства или высоких технологий. Неизвестно, появились ли уже тогда язык, пристрастие к наркотическим веществам или странные современные сексуальные привычки, а также необычный жизненный цикл, но неандертальцы редко жили более сорока лет, и, следовательно, менопауза у женщин возникнуть попросту не могла.

Явные подтверждения «Большого скачка» в нашем поведении неожиданно появляются в Европе около 40 000 лет назад, одновременно с прибытием из Африки, через Ближний Восток, Homo sapiens, анатомически подобного современному человеку. В этот момент у нас начали возникать искусство и технологии с применением орудий специального назначения, культура различных регионов стала развиваться неодинаково, а со временем проявились и культурные нововведения. Этот поведенческий скачок состоялся, без сомнения, за пределами Европы, но развитие явно шло быстро, поскольку популяции Homo sapiens, анатомически не отличавшихся от современного человека и живших в южной Африке 100 000 лет назад, были всего лишь слегка усовершенствованными шимпанзе, судя по находкам, обнаруженным при изучении их пещерных стоянок. Что бы ни явилось причиной этого скачка, он затронул лишь малую часть наших генов, поскольку у человека и шимпанзе и по сей день различается всего 1,6 процента генов, и это различие по большей части успело сложиться задолго до скачкообразного изменения нашего поведения. Я могу только предположить, что скачок состоялся благодаря совершенствованию наших языковых способностей.

Рассуждая о кроманьонцах, мы обычно представляем их первыми носителями самых благородных черт человека, но у них проявлялись и те две черты, которые лежат в основе наших сегодняшних проблем: склонность к массовому убийству себе подобных и к разрушению своей среды обитания. Даже в местах обитания человека докроманьонского периода обнаруживаются окаменелости со следами черепов, пробитых острыми орудиями и расколотых для извлечения мозга, что свидетельствует об убийствах и каннибализме. То, насколько быстро исчезли неандертальцы после появления кроманьонцев, указывает, что уже в те времена человек научился осуществлять геноцид. О нашей способности уничтожать собственную материальную базу говорит истребление почти всех крупных животных Австралии после заселения человеком, случившегося 50 000 лет назад, а также некоторых крупных млекопитающих Евразии и Африки, уничтоженных человеком при помощи усовершенствованных технологий охоты. Если возникновение развитых цивилизаций столь же тесно связано с саморазрушительным поведением и в других солнечных системах, то легко понять, почему Землю до сих пор не посетили никакие «летающие тарелки».