Смерть в белом галстуке. Рука в перчатке - Найо Марш

– Насмешки тут ни к чему, – нахмурился хозяин дома.

– В этом я с вами согласен. Дело крайне серьезное, поверьте.

– Ну хорошо, – сердито проворчал мистер Пириод. – Очень хорошо! Я… э… я отправил Конни Картелл письмо на другую тему. Очень личную и совсем другую. – Вдруг он издал странный смешок, который перепугал его самого, и растерянно уставился на Аллейна. – Я… э… наверно, я… – Мистер Пириод запнулся.

Аллейн, полагавший, что лицо его собеседника уже не может стать красней, увидел, что ошибся.

– Я перепутал письма, – выдохнул его собеседник. – Положил не в тот конверт. Наверно.

– Но это не объясняет… Постойте-ка! Ага, понятно. Кажется, все начинает проясняться. Скажите – я обещаю, что буду нем как рыба, – нет ли у вас знакомых, в семье которых недавно произошло подобное несчастье?

Из глаза мистера Пириода выпал монокль.

– Ну да, – признался он уныло, – так оно и есть.

– Когда это случилось?

– Кажется, вчера… да, я узнал вчера утром.

– И написали письмо?

Мистер Пириод сокрушенно кивнул.

– А эти письма были… – Аллейн старался найти какой-то способ облегчить мучения своего собеседника, но понял, что ничего не выйдет, – эти письма были идентичными? В конце концов, тут нет ничего удивительного. Нельзя же все время придумывать новые соболезнования.

Мистер Пириод кивнул, но промолчал.

Аллейн поспешил добавить:

– Не могли бы вы мне сообщить, разумеется, вполне конфиденциально, имя… – что ни говори, а все это звучало довольно абсурдно, – имя другой скорбящей сестры?

– Прошу прощения. Боюсь, что нет.

Аллейн вспомнил, что у него есть Николя и «Дейли телеграф», и не стал настаивать.

– В таком случае, может быть, вы скажете, что было написано в другом послании? Я имею в виду в письме, адресованном мисс Картелл?

– Нет, – с печальным достоинством ответил мистер Пириод. – Мне очень жаль.

Действительно, по его виду казалось, что он вот-вот расплачется.

– Возможно, оно попало к другой скорбящей сестре? Неправильное письмо в правильном конверте?

Мистер Пириод закрыл глаза, словно сама мысль об этом вызывала у него тошноту.

– Простите, – мягко заметил Аллейн, – но я вынужден задавать такие вопросы. Если все эти детали не имеют отношения к делу, я немедленно о них забуду, обещаю вам.

– Разумеется, не имеют! – с жаром заверил его мистер Пириод. – Прошу вас, поверьте мне: не имеют! Ни малейшего! Дорогой мой Аллейн, я… я вам клянусь. Вот и все! – заключил он с буйным весельем. – И точка! А теперь скажите, дорогой мой друг, вы уже пообедали? Мне следовало вам предложить… но из-за этой ужасной истории все пошло вверх дном. Надеюсь, вас не занесло в наш убогий паб?

Слова лились из него сплошным потоком. Аллейн терпеливо слушал, надеясь узнать что-нибудь полезное, но, убедившись, что рассчитывать не на что, резко его прервал:

– Есть еще один момент. Насколько я понимаю, леди Бантлинг довезла вас до дома прошлой ночью?

Мистер Пириод застыл с раскрытым ртом.

– Ну да, конечно, – ответил он наконец. – Милая Дезире! Всегда такая добрая. Конечно! А что?

– Я также полагаю, что после того как вы ушли, она не сразу вернулась в Бэйнсхолм, а направилась в ваш сад и завязала беседу с мистером Картеллом, который говорил с ней из окна своей спальни. Почему вы мне об этом не рассказали?

– Я… не знаю.

– Но вы должны знать. Потому что вы высунулись из окна и спросили: «Что тут происходит?»

– А ничего и не произошло! – с мрачным торжеством возразил мистер Пириод. – Ничего! Она так и сказала. Она сказала…

– Она сказала: «Ничего, ничего, идите спать, дорогой мой».

– Именно так! Она всегда так заботлива.

– Вы слышали продолжение разговора?

– Нет! Ни слова! Ни полсловечка. Слышал только голоса, больше ничего. Уверен, Дезире продолжала злиться и шпынять беднягу Хэла.

Сдвинуть его с этой точки оказалось невозможно, потому Аллейн попрощался и направился в кабинет к Николя.

Она нашла ему экземпляр вчерашней газеты. Он прочитал раздел некрологов.

– Ваш работодатель, – заметил детектив, – известен своим эпистолярным мастерством. Вы не обратили внимания: отправлял ли он какую-то корреспонденцию вчера вечером?

– Обратила. Два письма.

– По местным адресам?

– Ну да, – пробормотала она, запнувшись.

– Не скажете, кому именно?

– Но… то есть…

– Ладно. Это были письма мисс Картелл и Дезире, леди Бантлинг?

– Если вы и так все знаете, – раздраженно сказала Николя, – то зачем спрашиваете?

– Просто хотел сбить вас с толку, милочка, как и положено опытному сыщику.

– Ха-ха, очень смешно, – прокомментировала она с кислым видом.

– Может, и не очень. – Аллейн прошел в дальний угол комнаты, где висело генеалогическое древо мистера Пириода. – Вижу, его сильно волнует родословная. Взгляните на это. Скромно висит в темном уголке. Но все-таки висит и вставлено в рамочку. Работа сделана недавно. Бьюсь об заклад – по его заказу.

– Откуда вы знаете?

– Не задавайте слишком много вопросов, а то вам придется отвечать на мои. По бумаге, позолоте и краске.

– Хм, вот как.

– Где находится Рибблторп?

– Думаю, за Бэйнсхолмом.

– Кажется, Пайки оттуда родом.

– Он так и говорил, – вздохнула Николя, – и весьма настойчиво. Вчера за столом он твердил об этом без умолку. Словно с ним кто-то спорил.

– Расскажите подробней про этот разговор. – Она рассказала, и он поблагодарил. – А теперь мне пора.

– Куда вы едете?

– Пойду бродить по свету в поисках новой жертвы. Еще увидимся.

Выходя из дома, Аллейн подумал: смешно, но эта девушка заставляет его чувствовать себя молодым. Садясь в машину, он мысленно добавил: «Впрочем, как и моя жена. Вот что я называю счастливым браком».

– В Бэйнсхолм, – бросил Аллейн водителю.

По дороге, задрав шляпу на затылок, суперинтендант смотрел на весенние поля и думал о том, как теперь, после стольких лет, могла выглядеть Дезире Ормсбери: именно под этим именем он ее знал когда-то. Наверно, сногсшибательно, решил Аллейн, в том или ином смысле; и когда в будуаре она вышла ему навстречу, суперинтендант увидел, что не ошибся.

На Дезире были обтягивающие брюки и итальянская рубашка. Одежда полыхала оранжевым цветом, так же как волосы и губы. Ее макияж был достоин кисти импрессиониста, а открытые руки поражали худобой.