Андрей Боголюбский - Алексей Карпов

— Вы хвалите меня и благодарите за то, что я волости и доходы, по смерти Андреевой от монастырей и церквей отнятые, возвратил и обиженных оборонил, — обратился он к собравшимся. — Но ведаете, что оные доходы церквям Андрей, брат мой, дал, а не я. Да ему вы никоей чести и благодарения не изъявили и мне не упоминаете, чтоб вашему князю, а моему старейшему брату по смерти честь кую воздать…

Решили, будто Михаил намеревается установить вечное церковное поминовение брату. Против этого никто не возражал, и потому все согласились с князем:

— Что тебе угодно, то и мы все желаем, и готовы исполнять без отрицания, и совершенно знаем, что он (Андрей. — А. К.) по его многим добрым делам достоин вечной памяти и хвалы.

Но Михаил помышлял совсем о другом.

— Аще он неправильно убит, то тако право убийцам не мстите? — неожиданно спросил он у толпы. — Аще же правильно, как многие о нём говорят, то он недостоин похвалы и благодарения.

Собравшиеся — кто «по правде», а кто «за стыд и нехотя» — отвечали, что да, Андрей Юрьевич «воистину убит неправо». Услышав это, Михалко повелел тут же схватить главных убийц — благо слуги его были уже наготове. А затем велел привести на суд и княгиню, «где, яко дело известное, недолго испытав, осудили всех на смерть». По сведениям (или, возможно, догадке) Татищева, «Кучковых» (то есть, надо полагать, Иоакима и его зятя Петра?), а также Анбала велено было, прежде повесив, расстрелять из луков, а пятнадцати другим заговорщикам отрубили головы. Что же касается вдовы Андрея, то её, «зашив в короб с камением, в озеро пустили, и все тела прочих за нею побросали. От того времени, — пишет Татищев, — оное озеро прозвалось Поганое». Имущество же преступников князь повелел раздать «тем, которые от них обижены, а паче вдовам и сиротам побитых, достальное на церкви и убогим»; сам же не прикоснулся ни к чему, заявив, «яко сие грабленное осквернит сокровище моё». «Прочим всем бывшим противником вину отпустил и сим себе велику похвалу у всех приобрёл».[205]

Надо сказать, что местное владимирское предание указывает озеро, в которое живьём, зашитые в коробах, были брошены убийцы Андрея Боголюбского Кучковичи (как видим, разные предания сообщают разные подробности о их казни). Это так называемое Пловучее озеро, верстах в семи от Владимира по Московской дороге, недалеко от левого берега реки Клязьмы. На нём и по сей день видны мшистые плавучие зелёные островки — кочки, плавающие от одного берега к другому: предание превратило их в «короба» — так и не сгнившие и обросшие мхом «гробы» Кучковичей, которых будто бы вели к месту казни с подрезанными пятками, да ещё по дороге, усеянной сухими сосновыми шишками. Другое озеро, претендующее на ту же роль водной могилы для убийц Андрея, — так называемое Поганое, также верстах в семи от Владимира, но по Муромской дороге. В XIX веке считали, что здесь была утоплена княгиня Андрея Улита, брошенная в воду с тяжёлым жерновым камнем…

Михалко тоже недолго княжил во Владимире. Болезнь так и не отпустила его, и 20 июня 1176 года он скончался в Городце на Волге. Князя похоронили во Владимире, в Успенском соборе, рядом с его братом Андреем. Но ещё прежде, узнав о том, что князь впал в тяжёлый недуг, ростовцы — в пику владимирцам — пригласили на княжение из Новгорода его племянника Мстислава Ростиславича. Во Владимире же целовали крест Всеволоду Юрьевичу. Так Суздальская земля вновь оказалась на пороге большой войны.

В этой войне Всеволоду удалось одержать полную победу. 27 июня на реке Липице, на Юрьевском поле, ростовские полки были наголову разбиты. Ростиславич опять бежал в Новгород, но на этот раз новгородцы не приняли его (не простив ему уход в Ростов несколькими неделями раньше). Неудачливому князю пришлось искать пристанище в Рязани, у своего зятя Глеба. Той же осенью, по его наущению, Глеб возобновил военные действия и сжёг Москву. Зимой 1176/77 года Всеволод, собрав огромную рать, выступил против Рязани. Его поддержал Святослав Всеволодович Черниговский, приславший ему двоих своих сыновей — Олега и Владимира; племянник Всеволода юный князь Владимир Глебович сам явился из Южного Переяславля с дружиной. Глеб Рязанский, в свою очередь, позвал на помощь половцев. Войска двигались навстречу друг другу, но разными путями: когда Всеволод был у Коломны, к нему пришла весть, что Глеб разоряет предместья Владимира. Половцы полностью разграбили Боголюбский монастырь: «много бо зла» створили «церкви Боголюбской, юже бе украсил Андрей, князь добрый», — сообщает владимирский летописец (отметим, кстати, эпитет «добрый», применённый им к Боголюбскому!). Были сожжены сёла «боярские», «а жены, и дети, и товар да[л] (Глеб. — А. К.) поганым на щит, и многы церкви запали огнём». Войска сошлись на противоположных берегах реки Колокши, но в течение месяца вынуждены были стоять друг напротив друга, ибо лёд на реке так и не стал. Лишь на «масляной неделе» (то есть в Прощёное воскресенье, 6 марта 1177 года) начались активные действия, переросшие на следующий день, 7 марта, в сражение. Оно разворачивалось сразу в нескольких местах, по обоим берегам реки. Полк Мстислава Ростиславича вновь не выдержал первым, побежал с поля боя, а вслед за ним бежали и Глеб с рязанцами, и половцы, и прочие. Это был окончательный и бесповоротный разгром. Войска Всеволода преследовали бегущего противника, «овы секуще, овы вяжюще». Были захвачены в плен и сам Глеб Рязанский (к тому времени уже «дряхлый», по выражению позднейшего летописца), и его старший сын Роман, и князь Мстислав Ростиславич, а ещё сражавшийся на стороне Глеба воевода Борис Жидиславич, бывший Глебов посол Дедилец, сыгравший столь неблаговидную роль во время владимирского веча, и многие другие; «и дружину его всю изъимаша, и думци его извяза все… а поганые половци избиша оружьем».[206] Тогда же Всеволод вытребовал себе из Рязани другого своего беглого племянника, Ярополка Ростиславича, и рязанцы вынуждены были подчиниться и сами привели его во Владимир, где Ярополк оказался в той же темнице, что и брат.

Именно князю Всеволоду Юрьевичу, вошедшему в историю с прозвищем Большое Гнездо (за многочисленность своего потомства), суждено было стать продолжателем дела Андрея Боголюбского. Всеволод добился даже большего, чем брат. Не ввязываясь, в отличие от Андрея, в сомнительные военные предприятия и не совершая иные необдуманные поступки, он за время своего тридцатисемилетнего княжения сделался безоговорочно сильнейшим князем во всей Руси; его авторитет и «старейшинство» признавали другие русские князья. Всеволод безраздельно властвовал во Владимиро-Суздальском княжестве, подчинил своему влиянию Новгород, а рязанские и муромские князья оказались в полнейшей зависимости от него — даже большей, нежели при Андрее. Так же, как и Андрей, он совершал победоносные походы на волжских болгар; так же, как и Андрей, навязывал свою волю южнорусским князьям — иногда силой, но чаще убеждением или угрозой силы. И он же продолжил грандиозную строительную программу, начатую Андреем: подобно брату, он строил величественные каменные церкви, основывал монастыри, украшал Владимир и другие города своего княжества, перестроил обрушившийся Успенский собор. «Великий княже Всеволоде! …Ты бо можеши Волгу веслы раскропити (расплескать. — А. К.), а Дон шеломы выльяти (вычерпать. — А. К.)», — мысленно обращался к нему автор «Слова о полку Игореве». «Сего имени… трепетаху вся страны, и по всей земли изиде слух его, и вся зломыслы его вда Бог под руце его… и Бог покаряше под нозе его вся врагы его…» — а это слова из посмертной похвалы князю, читающиеся в Лаврентьевской летописи.