Рождение Зимы - Брайан Ракли

Она отмахнулась:

— Ничего. Жива еще.

Татуировка у нее на лице пока не побледнела, и кожа еще была красноватой. Линии рисунка лежали не так плотно, как на лице брата. Только по одному завитку вокруг каждой щеки, но ветвящиеся линии придавали глазам чашевидную форму. Почти красиво. Оризиан предположил, что это только первый кин'тин. Будет больше, если она убьет еще раз.

Он сказал:

— У Иньюрена, кажется, были снадобья от всех болезней. Полагаю, те же лекарства, какими пользуетесь вы. Он у вас научился? Я имею в виду, у Лис?

Эсс'ир только кивнула. Теперь она опять смотрела на него строгими глазами.

— Ты послал ко мне сестру. Это ты хорошо сделал, — сказала она.

Оризиан понял, что она говорила о шнурке жизни Иньюрена.

— Это была идея Ивен. И считаю, правильная.

— В отличие от многих из твоего рода, ты нормально чувствуешь, — сказала она, и на губах у нее появился легчайший намек на ласковую улыбку.

Оризиан почувствовал, что краснеет. Впервые за многие дни он на мгновение увидел прежнюю Эсс'ир, такую, какой она было до того, как они пошли в Андуран. Эсс'ир, которая смотрела именно на Оризиана, а не на какого-то хуанина. Ее рука, легко опиравшаяся на мягкий мох, лежала очень близко от его руки.

— Ты похоронила шнурок в дин хеме? — спросил он. Пауза была совсем короткой, и только тот, кто так же внимательно, как Оризиан, наблюдал за Эсс'ир, заметил бы едва заметное напряжение, появившееся у нее в глазах. Ему хотелось коснуться ее и успокоить, но он не стал этого делать.

— Нет, — ответила она. — Он был на'киримом. Он был настоящим человеком только наполовину. Но я нашла место. Я вырезала хороший ивовый посох. Он зацветет, когда кончится зима.

— Ты… Как давно вы познакомились?

Эсс'ир задумалась, и он испугался, что она не ответит. Такое ведь часто случалось: он задавал вопрос, а она, не желая отвечать, делала вид, что не слышит, хотя, конечно, слышала.

— Пять лет назад. Он пришел в мой во'ан. Я увидела его, но до следующего лета не говорила с ним. Когда он вернулся.

— И… — Оризиан с трудом подавил вдруг напавший на него кашель, — ты любила его тогда?

— От добра добра не ищут, — ответила она так, будто он спросил ее, нравится ли ей место для лагеря.

Оризиан признался:

— Он был очень добр ко мне. Всегда. Если б его не было, я был бы очень одинок… после Лихорадки. С ним всегда можно было поговорить. Обо всем. Мне будет тоскливо без него.

К его удивлению, она опять улыбнулась, завитки на ее лице изящно изогнулись.

— Он любил тебя, — сказала она, и голос у нее был такой ласковый, такой сочувственный, что он решился на следующий шаг.

— А что он сказал тебе там, у водопада? Когда Варрин рассердился? Я слышал слово «ра'тин», и это показалось мне важным. Речь шла обо мне?

Эсс'ир сразу опустила глаза, и он понял, что зашел слишком далеко. Она не подала виду, что сердится, не съежилась, не отодвинулась от него, но он сразу почувствовал, что между ними разверзлась пропасть. Она больше уже не была той Эсс'ир, которую он немного знал. Она стала киринином, с которым он едва знаком.

— Об этом не говорят, — сказала она и отвернулась от него, и только неловкость этого движения напоминала о ране. Он понял, что разговор кончился.

Расстроенный Оризиан еще немного помаялся возле нее: опять она заставила его почувствовать себя ребенком. Он знал, что она не собиралась этого делать, но его это задело, хотя собственная неловкость все же беспокоила больше. Он подумал, что ему все-таки чего-то не хватает, не умеет он подобрать ключик и правильно построить фразу. И никак не может преодолеть это расстояние между ними. С другой стороны, спросите его, и он не сумеет объяснить, почему для него так важно устранить эту пропасть.

* * *

Утром они проснулись и обнаружили, что Ивен еще лежит, завернувшись в свои одеяла. Дышала она неглубоко и неровно. Рот, стоявший на страже последним, сказал, что она лежит так уже полчаса, если не больше. Она не проснулась, даже когда Оризиан довольно энергично потряс ее за плечо. Они довольно долго в нерешительности стояли над ней.

— Надо взять воды из ручья, — сказал Рот, когда наконец Ивен пришла в себя, села и уставилась на компанию.

— Что это вы так смотрите, а? — грозно, но как-то неубедительно спросила она.

Все тут же занялись нехитрыми сборами и поисками какой-нибудь еды. Только когда они были уже в пути и пробирались по грязной дорожке, еле заметной в густом тростнике, Оризиан пристроился рядом с Ивен и спросил ее, что это было.

— Навестила Колдерв, как навещала Иньюрена в Андуране, — ответила она. — Лучше самой убедиться, какого рода прием нас ожидает. В этом месте не слишком много уюта, но Хаммарн хотя бы даст нам крышу над головой. Думаю, я напугала его до полусмерти. Он давно уже не видел меня в таком виде; пожалуй, что и забыл. У него в голове дыр больше, чем в рваном неводе.

Она не столько увидела, сколько почувствовала, что Оризиан встревожился.

— Не волнуйся, — улыбнулась она ему. — Хаммарн просто старый, растерянный на'кирим. Он, может быть, немного… необычный, но у него настоящее сердце. Он — друг, и ему только в удовольствие такое количество гостей. Чего не скажешь о большинстве жителей Колдерва.

Вообще-то Оризиана не вдохновляла перспектива появления в городе вольных людей. Он представить себе не мог, какой их там ожидает прием. Тем не менее стоило бы подумать о том, что ему предстоит увидеть город, единственный, в котором киринины и хуанины мирно уживаются друг с другом. Он не знал другого места, где в нынешние дни такое было бы возможно. Он не задумывался над этим раньше, но там явно могли быть и на'киримы. И от этой мысли у него слегка зачастил пульс. Он знал только двух на'киримов, Иньюрена и Ивен. Кроме них он видел, и то мельком, еще одного, тогда, в Колгласе, в ночь Рождения Зимы: Эглисса.

— Ивен, а вы не знаете, откуда пришел Иньюрен? Из Колдерва? Я знаю, что его отец был из клана Лис, но никогда не слышал, где он рос.

Ивен тихо ответила:

— Нет. Иньюрен родился летом в а'ане в Кар Энгейсе. Его мать… — Она вдруг замолчала и взглянула на него. — Лучше оставим. Это не самая счастливая история. Во всяком случае, не думаешь ли ты, что он сам рассказал бы тебе об этом, если бы счел нужным?

Оризиан внимательно глядел под ноги: очень грязная тропинка.

— Возможно, — наконец сказал он. — Может быть, он хотел когда-нибудь мне все рассказать. Я думаю, он собирался взять меня с собой в лес. Может, даже следующим летом.

— Может быть, и собирался, — согласилась Ивен. — Вообще-то я не думаю, что он взял бы с собой какого-нибудь хуанина, но тебя… Возможно.