Моя любимая кукла - Зульфия Талыбова

Ее белое, как блюдце, лицо казалось нарисованным.

Огромные фиолетовые глаза с широкими зрачками таращились на Эмиля.

Он впервые видел такие глаза, а волосы ведьмы, собранные на затылке, были чернее-черного! Верхние веки, намазанные густой пудрой небесного цвета, напоминали жирные мазки гуаши. Пудра сливалась с кожей, у скул она засыхала, покрывалась мелкими трещинками и осыпалась, как сухая гуашь, поэтому и имя у хозяйки было соответствующее.

Над глазами дугой, как у матрешки, проходили черные лунообразные брови. Ярко-розовые губы неестественно блестели. И лишь прямой красивый нос был единственной живой чертой ее лица.

Все ее крупное тело облепили неподвижные толстые бугры. Казалось, ведьма носила уродливый костюм, чтобы пугать детишек! И только голова жила сама по себе, остальное будто умерло! Гуашевая Дама существовала в мертвом теле – поверить невозможно, но так и было!

Эмиль уже успел наслушаться историй о детях, которым не посчастливилось побывать в руках жестокой хозяйки. Ходили слухи, что хозяйка держала заброшенную комнату для плохих ребятишек, чтобы вырастить из них гуашевое потомство. Те, кому посчастливилось вырваться, рассказывали, как ведьма топила их в гуаши.

Мальчик, не дослушав нравоучения ведьмы, убежал со страху к себе в комнату, где дули теплые ветра. Очень не хотелось ему становиться обездвиженной фигуркой – отпрыском Гуашевой Дамы.

В комнате Эмиль увидел еще одного обитателя большого дома – Серебряного Стражника. Он стоял, облокотившись о подоконник. Большие дети его боялись, как и Гуашевую Даму, считалось, что он нес смерть.

Эмиль видел лишь его голую загорелую спину и пышные жёсткие волосы цвета седых одуванчиков, что колыхались вместе с облаками.

Услышав шум, Серебряный Стражник обернулся. Он отошёл от окна и сел на кровать.

– Вы хотели улететь на небо? – спросил Эмиль.

– Я-то?! – засмеялся Стражник.

Мальчик, разглядывая соседа, не верил в его земное происхождение. Его голубые глаза на очень смуглом лице сияли драгоценными камнями, а кустистые серебристые брови, наверное, слепили из звездной пыли.

– Нет, мой друг, я разглядывал своего родителя.

– Родителя?! Он здесь?

– Да живёт в соседнем дворе.

– Кто же он?! И почему вы не с ним?

– Потому что я уже вырос и могу быть самостоятельным.

– Тогда зачем вы здесь?

– Тут хорошо кормят! – Сосед погладил живот и подмигнул Эмилю.

– Да, а еще компот вкусный! – согласился Эмиль и впервые улыбнулся.

– Не, – Поморщился Серебряный Стражник, – компот для детишек!

– Вы разве не ребёнок во взрослом теле, как и все мы?

– Нет. Видишь, за окном слева высокое-высокое дерево?

Эмиль кивнул.

– Это дерево – мой родитель, – продолжил Стражник. – Его называют деревом-смертью.

– И вас здесь считают несущим смерть! Потому что вас породило такое дерево? Почему оно так называется?

– Раз в году оно покрывается серебристым пухом, напоминающим паутину. Потом дерево стряхивает ее, а она разлетается пушинками, которые ложатся вокруг, образуя кладбище мёртвых детей дерева. А дерево-смерть вновь становится молодым и зелёным и растит новое потомство, чтобы в конце убить его.

– Так вы тот самый пух?! – Догадался Эмиль.

– Да, но лишь тысячная его часть. Ветер занёс меня прямо к этому окну, а облака быстро подхватили. Я спасся и живу тут уже много-много лет.

– А что же случилось с вашими братьями?

– Не знаю! Ветер разнес их по всему миру, и они путешествуют. М-да. – Печально вздохнул Серебряный Стражник. – Мое путешествие длилось недолго, но я рад наблюдать за большими детьми.

– Так вы не такой, как я?

– Нет.

– Значит, вы могли бы стать главным в этом доме! Но почему вы ни с кем не разговариваете, а только смотрите? Вам с большими детьми скучно?

– Да, но ты другой.

– Отчего же? Я, как и все здесь, очень мал внутри.

– Не совсем.

– То есть?

– Ты мечтаешь вырасти.

Эмиль улыбнулся. Серебряный Стражник нравился ему все больше и больше. С ним-то он и будет дружить! Авось, быстрее повзрослеет!

– Почему же вы не разговариваете с Гуашевой Дамой? – Удивился Эмиль. – Хотя, она же ведьма! Я бы с такой тоже не общался, будь хоть десять раз взрослым!

– Ха-ха-ха! – Рассмеялся товарищ. – Какая она ведьма?! Обычная тетка! Я ее не первый год знаю – ничего в ней не изменилось! Только в размерах слегка увеличилась!

Эмиль расхохотался.

Еще от нового товарища он узнал, что существовало и самое страшное место в доме – подвал. В него ссылала Гуашевая Дама провинившихся ребятишек. Дети не знали, какие наказания их ждали: по возвращении несчастные были так напуганы, что старались поменьше болтать и не рассказывали, каким пыткам подвергались в подвале.

Вскоре вернувшиеся из подвала исчезали. Гуашевая Дама, гордясь, говорила, что малыш повзрослел и ушел в большой мир. Что же такое происходило в подвале, если узник взрослел за один день?!

Никого из больших детей такое "взросление" не радовало. Все старались угождать ведьме, но она все равно находила к чему придраться…

… Ночью Эмиль долго ворочался в постели, вспоминая фиолетовые с огромными зрачками глаза ведьмы.

– Что, малец, не спится на новом месте? Хочешь, страшную сказку расскажу? – спросил Серебряный Стражник.

– Хочу! Сон все равно не идёт!

– Ну, слушай! – Новый друг улегся на спину и, глядя в потолок, начал историю:

– Давным-давно, дом этот принадлежал суровому господину. Была у него дочь. Колотил он ее постоянно! Поговаривают, что она до сих пор здесь!

– Она одна из нас?! – Встрепенулся Эмиль.

– Да, я уверен, – шутливо подмигнул рассказчик. – Точнее, из вас, я ведь взрослый внутри. – Улыбнулся Стражник. – Эх, как сейчас помню, бежит несчастная девчонка: босая, с чёрными пятками и такого же цвета волосами…

– Она, что волосы совсем не мыла?! – Перебил Эмиль.

– Ха-ха! – Рассмеялся сказочник. – Нет, что ты! С чёрными волосами она родилась, а пятки почернели от грязи! Дикая девчонка была! Мать померла, отцу все равно, вот и ходила беспризорной – растрепанная, грязная, в мятых платьях да рваных колготках. Только два огромных фиолетовых глаза на красивеньком личике скрашивали ее одичалый вид.

– Неужели отец совсем не любил ее?

– Ну, отчего же, любил. По-своему. Помню, шатаясь, держа в одной руке пустую бутылку, а в другой кожаный ремень, выходил в гостиную в одном белье и орал: