Ксерокопия Египта - Денис Лукьянов

— Нет, лишних денег на выпивку у меня нет, и никакую дрянь я покупать не собираюсь, спасибо. Подсядьте за какой-нибудь другой столик, — если бы Зевс вдруг решил немного подкоротить бородку и присоединиться к хипстерам, то он вдохновлялся бы именно Греционом.

Рахат примерз к своему стулу, в отличие от пиджака, который порхал в потоках вентилятора-кондиционера, как плавники ската.

— Я что, выгляжу настолько пьяным? — турагент забыл, что слово не воробей. Вылетит — не поймаешь. В данном случае оно было очень и очень неудачно брошенным бумерангом, который совсем скоро должен был прилететь обратно и дать полбу.

— Нет, но, видимо хотите. Или что-то сейчас положите на стол, потом уйдете и проверите, заинтересовался я, или нет. Так что идите к черту, или куда там у вас тут посылают?

Словесный бумеранг вернулся, и впечатался прямо в голову Рахата.

— Нет-нет-нет, вы делаете поспешные выводы! — когда усатый турагент махал руками, его можно было использовать в качестве кондиционера — все благодаря серому пиджаку. — Я просто услышал, что вы говорите о какой-то гробнице, и подумал, вдруг я смогу…

— А, то есть вы еще и подслушивали. Выпивали и подслушивали, да?

— Но вы тоже выпиваете!

— По крайней мере, я не лезу за чужие столики и веду себя прилично, а не размахиваю руками.

— Но я… хорошо, погодите. Понимаете, я — турагент и, возможно, как-то могу помочь вам с этой гробницей, которую вы, кстати, не совсем правильно произносите на арабском… — Рахат вставил последнее замечание с аккуратностью, которой позавидовал бы Левша. Но Грецион Психовский — не блоха, и подковать его ой как сложно.

— Я и не претендую на идеальное знание языка. Как раз пытаюсь понять, как это чертово слово пишется, — Психовский сделал глоток, намочив бороду зеленоватый жидкостью. — Хороший абсент. В любом случае, с чего я должен верить вам? Не очень-то вы похожи на турагента.

— Погодите, у меня тут где-то была визитка… — Рахат закопался в карманах настолько глубоких, что в них, при желании, можно было хранить микровселенные. Хотя, кто знает, во что со времен превращаются непотные крошки, забытые чеки и выпавшие из пачки пластинки жвачки. Вполне вероятно, что в отдельную вселенную.

Турагент закончил самодосмотр, но кроме мусора не обнаружил ничего.

— Странно, они же были здесь, целая пачка…

— Ну, а что я говорил, — Психовский глубоко вздохнул. — Слушайте, давайте разойдемся мирно. Я закажу вам выпить, а вы просто отстанете от меня…

Рахату стоило родиться несколько столетий назад и стать одним из рыцарей-феодалов, ведущих свое войско вперед. Он бы всегда точно знал, когда нужно использовать осадные оружия, пускать в ход тараны, лить кипящую смолу и тому подобное. В общем, когда нужно бить в лоб.

Сейчас ничего другого не оставалось. В конце концов, на журналиста этот дед не похож…

— Вообще-то, это слово пишется вот так, — Рахат быстро начиркал на старом чеке «гробница» на арабском. — И, раз уж вы вспомнили, тут в пустыни как раз недавно появилась одна…

— Как это так — появилась? Здания не появляются из-под песков, а, наоборот, уходят под них, — Психовский решил прикинуться дурачком. Фокус, который работает всегда и везде, особенно — на экзаменах.

— Не появляются, — кивнули сначала усы турагента, потом голова, а затем — пиджак. — Но вот эта появилась. Может, видели такую небольшую новость, фотографию необычного здания…

Взгляда Психовского замер. То же случилось и с Рахатом.

— Рыба клюнула, — подумали оба. Точнее, подумали они немного по-разному — но суть была одна и та же.

— Хорошо, допустим, я слушаю вас, — Психовский вскинул руку, подозвав официанта. — Но выпить все равно закажу, хоть теперь можете не убираться вон.

— Ну, если вы говорили о той гробнице, то мы с вами очень удачно встретились, — Рахат наконец-то расслабился и откинулся на спинку диванчика. — Я как раз собир… вожу туда группы. Ну, и всегда готов работать индивидуально. Очень хорошее место для туризма — ну, знаете, все любят старые храмы и гробницы.

— И вы хотите сказать, — Грецион осушил свой стакан. — Что уже облюбовали для туризма место абсолютно неизвестного происхождения, где еще не был ни один археолог или турист?

— Ну, — нервы вновь жучками поползли по спине, — кто не рискует, тот не пьет шампанского.

— Ни слова больше, — Психовский встал, опустил козырек желтой кепки, застегнул зеленую толстовку и поправил розовые брюки. Уходя, он остановился около барной стойки, положил несколько купюр и, не оборачиваясь, крикнул Рахату:

— Господин гид, надеюсь, вы не много берете за свои туры? Я, все-таки, пожилой человек.

Турагент открыл было рот, но отвлекся на официанта, который поставил стакан с напитком на столик. Когда турагент вернул свой взгляд в прежнее место, профессор Грецион Психовский уже исчез.

— А как вы меня найдете?.. — пролепетал Рахат.

Он наклонился к стакану и понюхал содержимое.

— Абсент, — проговорил турагент и поморщился.

Да, кто не рискует, тот действительно не пьет шампанского. А кто рискует — пьет абсент.

Турагент засунул руку во внутренний карман и нащупал толстую пачку визиток, все это время мирно дремавшую в тепле сердца Рахата.

А потом усатый мужчина приглушил напиток залпом.

Спойлер — на утро Рахат определенно посчитал это лишним.

Когда Психовский вошел в номер, то прямо на пороге увидел чистые белые тапочки — только вот их было три штуки. Грецион потер глаза, списывая все на алкоголь, и проморгался. Ничего не изменилось.

Профессор тяжело вздохнул, избавился от кроссовок, засунул ноги в тапочки, а третью лишнюю выставил за дверь.

Говорят, что гении мыслят одинаково. На самом деле, это не совсем так — не только гении мыслят одинаково. Циники, например, тоже.

Именно поэтому в головах захмелевшего Рахата трезвого Психовского мерцали примерно одни и те же слова соответственно:

А вот Архимедон, воспрявший ото сна, только начинал вспоминать, что такое мысли.

Ночь опускалась на пустыню так же медленно и неспешно, как обычно приходит дедлайн — потихоньку, словно тонкой струйкой льющегося в вакууме молока…

А потом, как и дедлайн, за момент до своего наступления, ночь грохнулась на пустыню в полную силу, раскидывая во все стороны маленькие песчинки, которые поднимались вверх и, становясь больше, принимались искриться, после чего смешивались с дегтем почти что картонного, чистого и черного неба, застывая на нем в виде брызгов того самого молока в вакууме.