Планета шампуня - Дуглас Коупленд

По моим наблюдениям, единственная черта, достойная восхищения в некоторых людях, напрочь лишенных других достойных восхищения черт, это то, что у них, по крайней мере, нет привычки себя жалеть.

— Ладно, Дэн, мне пора. — Насмотрелся я на него, с меня хватит. Такое впечатление, что ему мою мать бросить — все равно как после крупного выигрыша на скачках сходить в магазин уцененных товаров и там ни в чем себе не отказывать.

Дэн, в свою очередь, смотрит на часы и объявляет, что ждет звонка по телефону-автомату на углу. Супермодный телефонный аппарат, который достался ему в прошлом году в качестве поощрительного приза за то, что он залил полный бензобак, почему-то (странно, правда?) сломался. Он выходит вместе со мной, и мы спускаемся по лестнице.

— За что платишь, то и получаешь, — кричит он, обгоняя меня и устремляясь к звенящей телефонной будке на углу. — Всё, впредь буду покупать только качественный товар, — он срывает с рычага трубку и, прежде чем ответить, успевает крикнуть мне: — Европейский!

Так вот.

Может, Анна-Луиза права — может, никому не дано знать, что приключается с двумя людьми, которые сегодня любят друг друга, а завтра нет. Я никогда ничего не смогу понять про Дэна и Джасмин. Что же тратить силы на пустые домыслы.

На противоположной стороне улицы я замечаю «Человека, у которого 100 зверей и ни одного телевизора» — он катит тележку со старыми газетами в пункт приема макулатуры. Сознательный. На меня вдруг накатывает какой-то панический страх: а вдруг их развод повлияет на оценку моей платежеспособности, ведь в прошлом году я завел себе сразу шесть пластиковых карточек — у представителей разных банков, которые приходили к нам на кампус вербовать клиентов. («Обратите внимание на голограммы, мистер Джонсон. Такие голограммы у вас в бумажнике, представляете?») М-да.

Я скрываюсь в Комфортмобиле, ставлю кассету с какой-то крутой записью — в надежде, что не одна, так другая мощная тема в конце концов совладает с моим настроением, но нет. Я вынимаю кассету, делаю вдох-выдох, хлопнув дверцей, завожу моего зверюгу и уплываю прочь, словно серебристая птица верхом на аллигаторе, скользящем вниз по течению Амазонки.

— Делишь возраст мужчины пополам и прибавляешь семь.

— А-а?

Джасмин снова повторяет, что это китайская формула для расчета счастливого брака.

Джасмин хлопотала по дому в чем мать родила, когда я открыл входную дверь и вошел внутрь. Пристыженно заметавшись, она обмотала вокруг талии половичок из коридора и, словно фокусник, извлекла из бака с нестираным бельем красную водолазку и в придачу Дейзины тапки-носки по щиколотку. Ей и невдомек, до чего потешный у нее вид, когда она в этом наряде беседует со мной в Модернариуме. И опять мы сидим вполоборота друг к другу — классическая конфигурация телевизионного ток-шоу.

— Сам перебери в уме все знакомые тебе супружеские пары, Тайлер. Мне было тридцать один, а Дэну тридцать пять — к смотри, что из этого вышло. Дэну нужно было жениться на двадцатипятилетней. А вот дедушка женился на бабушке, когда ему было двадцать четыре, а ей двадцать, — так они скоро бриллиантовую свадьбу справят!

Джасмин сейчас кажется совсем девчонкой. Хиппи из нее, наверно, была хоть куда. Представляю, какой красоткой она была в двадцать!

— Да ты не переживай, — спохватывается она, сообразив, что Анна-Луиза и я — ровесники, обоим по двадцать, и, значит, наши отношения обречены. — Это только глупые предрассудки.

Как настоящий гость ток-шоу, Джасмин делает несколько глоточков красного фруктового чая и переводит разговор на другую тему:

— Ну что ж, приятно слышать, что Дэн, когда ему звонят, вынужден теперь скакать по уличным автоматам. Ты отлично справился с заданием. Больше я к тебе с этим приставать не буду.

— Да уж, избавь меня.

— Мне кажется, он начал потихоньку выводиться из моего организма. Я дистанцируюсь. Помнишь, сколько лет мы жили здесь и даже не подозревали, что в углах под потолком у нас поселились пауки, пока вдруг не увидели паутину на рождественских снимках? Тут та же история. Дистанция! Жизнь, моя жизнь, не стоит на месте. Занятия в женской группе очень мне помогают. Я, может, даже сделаю стрижку. Представляю, как я вас всех достала своим настроением за последние полтора месяца.

— Стрижку? — У меня тут же пробуждается интерес.

— По крайней мере, мне можно не бояться одиночества теперь, когда вы, дети, уже выросли. С вами уже можно говорить на равных. Вы и маленькие были хорошие, грех жаловаться, но когда Нил ушел от нас… все эти «леги», пупсы, куклы — я думала, что свихнусь. Между прочим, помнишь, когда тебе было одиннадцать, ты попросил на день рождения машинку, которая превращает ненужные бумаги в «лапшу»?

— Не отвлекайся, Джасмин.

— Я про одиночество. Я считала, что я уже навеки покорежена одиночеством, что это уже не исправить, как если взять и отверткой поцарапать пластинку. Это и есть самое страшное в одиночестве, Тайлер… Ты чувствуешь, как оно тебя увечит, и от этого боль делается только сильнее. И кто чаще всего топчется у кассы — в кино, на концерт, неважно? Разведенные женщины. Ты вдруг остаешься без друзей, они тебя бросают. Да, вот так просто. Замужние женщины на пушечный выстрел не подпустят одиноких к своему дому. Наш мир для супружеских пар. Почему мне так нравится у нас в женской группе? Там есть с кем поговорить. Да, кстати, экзема-то у меня на локте стала проходить!

— Тело само знает самую слабую точку — там и заявляет о себе, — выдаю я, как говорящий попугай, напичканный заумными изречениями хиппи. Джасмин здорово нам в детстве мозги компостировала. Вся эта дребедень засела во мне крепко-накрепко и выскакивает на поверхность в самые неподходящие моменты.

— Ты весь в мать, Тайлер, сынок. Да, чуть не забыла. Тебе сегодня звонили.

— Звонили?

— Из Парижа. Некая мадемуазель Стефани. О-ля-ля!

— Она оставила свой номер?

— Сказала, сама перезвонит позже.

Дверь Модернариума приоткрывается, и в щель просовывается голова Дейзи: смешные желтые дреды малость разлохматились, и вид у них не самый опрятный.

— Халло, мистэр сегцеэд! Вы говогить с мисс Фганс!

— Привет, Дейзи.

Дейзи вваливается в комнату, держа на руках уютно свернувшуюся в клубок Киттикатьку, которой удается сохранять самый умиротворенный вид, несмотря на бурные сотрясения двуцветного, как цветок фуксии, платья для танцулек по моде шестидесятых, явно из благотворительного магазина одежды.

— Ну, кто такая эта мисс Франс? Давай, давай. Колись.

Джасмин и Дейзи обе выжидательно вытягивают мне навстречу головы в предвкушении смачных подробностей.

— Знакомая. — Вот все, что я им сообщаю. Они переглядываются и тут же снова берут меня под двойной прицел.