Любовь - азартная игра - Барбара Картленд

Клэрис выглядела очень соблазнительно, но, с точки зрения Идоны, слишком нескромно.

Она никогда не видела, чтобы женщина так фамильярно обращалась с мужчиной. Да, ее отец и мать говорили друг другу нежности, но ничего подобного словам Клэрис Идона никогда от них не слышала.

Клэрис Клермонт изображала любовь, а между ее родителями была любовь; от них исходило сияние, не уступающее солнечному.

— Ты права, иди и полежи, — сказал маркиз. — Я уверен, ты будешь ослепительна за ужином.

— Можешь ставить соверен, — бросила Клэрис. Ее руки скользнули на плечи маркиза, потом она

обвила его за шею и притянула к себе его голову.

К полному изумлению Идоны, она поцеловала его в губы и сказала:

— Пока меня не будет, не шали, или я устрою тебе веселенькую жизнь.

Не ожидая его ответа, она быстро пересекла комнату, и перья на ее шляпке затрепетали, когда она бросила Идоне:

— Скажите служанке, чтобы показала, где спальня, и помогла мне раздеться.

— Боюсь, это может сделать только моя старая няня, — ответила Идона, следуя за ней. — Она очень умелая, прислуживала еще моей матери.

— Да уж лучше бы ей оказаться такой. Если бы не его сиятельство, я бы взяла с собой горничную, но он пообещал, что здесь слуги найдутся.

К счастью, няня ждала внизу, у лестницы, словно почувствовала, что понадобится.

— О няня! — Идона предостерегающе посмотрела на старушку. — Это мисс Клэрис Клермонт, известная актриса. Она хочет отдохнуть перед ужином. Я знаю, ты ей поможешь.

Клэрис Клермонт уже поднималась по лестнице, раскачивая бедрами.

— Я надеюсь, мой багаж уже принесли и мой саквояж с косметикой? — бросила она, не оборачиваясь.

— Все ваши вещи наверху, мадам, — ответила няня, торопясь за ней.

Идона вернулась в гостиную.

По выражению лица няни было совершенно очевидно, что гостья ей не нравится, но Идона надеялась, что все обойдется и Клэрис Клермонт не начнет куражиться над старой женщиной или устраивать, как угрожала, веселую жизнь для всех.

Маркиз, с бокалом шампанского в руке, рассматривал портрет отца.

Идона подошла к нему, и он сказал:

— Теперь я понимаю, на кого вы похожи.

— Я думала, я больше похожа на мать.

— А она… умерла?

— Да, она умерла. Но папа жил здесь, пока вы… не убили его.

Она не собиралась этого говорить, слова вылетели сами собой, прежде чем она успела сообразить.

Повисло неловкое молчание, а потом маркиз сказал:

— Вы действительно обвиняете меня в убийстве отца?

— Если бы вы не искушали его абсурдной игрой, он был бы жив, — ответила она.

— Азартная игра, в ней может участвовать любой.

— Но большинство людей не ставят на карту все, включая, как я понимаю, и свою дочь.

И снова замолчали. Потом маркиз, медленно растягивая слова, проговорил:

— Лоусон сообщил, что в поместье живет дочь сэра Ричарда. Но ваш отец так молодо выглядел и так был хорош собой, что я представлял себе ребенка.

— А какая разница? — спросила Идона. — Как вообще можно включить в ставку людей?

— Честно говоря, когда бумага была составлена, — ответил маркиз, — и мне ее показали, я больше думал о лошадях…

Прежде чем Идона нашла, что ответить, он спросил:

— А у вас есть какие-нибудь средства?

— Нет, конечно, нет. Если бы они были, я бы заплатила отцовские долги.

— Стало быть, он оставил долги? — поинтересовался маркиз.

— Я уверена, мистер Лоусон вам сказал, что папа не только занимал наличные, но и все наше имение в долгах. Мы не могли больше брать в банке, и папа распродал большинство вещей в доме.

В голосе Идоны чувствовалось страдание, и это не осталось незамеченным для маркиза.

— Покажите мне мебель, о которой говорил мистер Лоусон, — сказал он.

Подавленная, она повела его по коридору в гостиную матери.

Полуденное солнце проникало сквозь окна, наполняя комнату ослепительным светом.

Пахло цветами, которые Идона поставила здесь накануне. Из тонкого аромата весенних цветов явственнее всех чувствовался запах белых фиалок.

Миниатюры, висевшие по обе стороны камина, как и французская мебель, столь любимая матерью, сияли на солнце.

Идона заметила, что маркиз огляделся, как ей показалось, разочарованно; на его лице появилась презрительная усмешка.

Эта мебель так много значила для нее, а он… В сердце Идоны вдруг поднялась волна ненависти, и она пожалела, что не дала разбойникам убить маркиза. Она понимала, что думать так грешно, но ничего не могла с собой поделать.

— Но вы все же спасли меня, — тихо проговорил маркиз.

Девушка уставилась на него, не веря себе: неужели он прочитал ее мысли?

— Вы… что, знаете… о чем я думаю? — спросила, запинаясь, она.

— Все слишком очевидно, мисс Овертон. Может, я снова должен поблагодарить вас за спасение?

Идона смущенно отвернулась, а он насмешливо предложил:

— Вы можете воспользоваться возможностью и попросить меня, о чем хотите. Для меня будет делом чести выполнить вашу просьбу.

— Вы действительно так считаете? — спросила она.

А потом, увидев цинично скривившиеся губы, добавила:

— Нет, нет, это нехорошо!.. Я поступила как должно поступить любой христианке в подобных обстоятельствах, я вам уже говорила, и мне не нужно никакого вознаграждения.

— Вы совершенно уверены? Вам не кажется, что вы ведете себя глупо или, лучше сказать, непрактично?

Идона помолчала, а потом сказала:

— Я собиралась попросить вашу светлость об одном — позаботиться о стариках, которые живут в доме. Я имею в виду слуг: конюха, который здесь работает тридцать лет… двух стариков-садовников и, конечно, всех, кто уже не в состоянии работать.

— А что вы ждали от меня? Что я, по-вашему, должен был сделать? — спросил маркиз. — Выбросить их в канаву и дать умереть голодной смертью?

Идона сцепила пальцы и проговорила:

— Пожалуйста… я не хочу вас сердить, я просто хочу, чтобы вы поняли, как много значат для меня эти люди.

— И больше вы ничего от меня не хотите? Идона беспомощно развела руками и взглянула на портрет матери над камином.

— Насколько я понимаю, это ваша мать, — сказал маркиз. — Вы очень похожи на нее. А как вы думаете, что попросила бы она на вашем месте?