Дитя четверга - Сандра Браун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Внутри пахло краской и клеем, свежей древесиной и недавно испеченным хлебом. Стены – идеально ровные, без каких-либо ниш, куда можно было бы поставить книжную полку или небольшой чайный столик. Камин в гостиной выглядел настолько стерильным, что в нем даже не хотелось разводить огонь. Не возникало желания уютно расположиться перед ним с огромной подушкой и каким-нибудь шпионским романом. Кухня напоминала лабораторию Эллисон. Она не могла себе представить, чтобы на этих безупречно вылизанных столах и в шкафчиках появились следы муки, какие-то приправы и соусы и что-то аппетитно булькало на плите.
– Вот погоди, сейчас ты увидишь ванную, – возбужденно проговорил Дэвис и потащил Эллисон по узкому белому коридору, который напомнил ей больницу.
В ванной комнате оказалась мраморная ванна ниже уровня пола и встроенные в стены раковины. Ей всегда хотелось, чтобы ванна была с витыми ножками, а раковина – с латунными кранами…
– Ты что-то ничего не говоришь, – вдруг обеспокоенно спросил Дэвис.
Эллисон повернулась к нему и, как бы желая успокоить, положила ладонь на его руку.
– Я потрясена. – Насколько ей не нравился этот дом, настолько он окажется по вкусу Энн. Эллисон это хорошо понимала.
– Я не знаю даже, что сказать… Это так…
– Я не хочу оказывать на тебя давление. Ты уверена, что тебе это нравится? – спросил Дэвис, глядя ей в глаза.
– Конечно. Мне нравится. И я знала, что мне понравится. – Она прижалась к нему, пряча от него глаза. Чтобы он не заметил контактные линзы или, хуже того, что она лжет.
– Мистер Лундстрем, я хочу показать вам рабочий стол в гараже, – сказал агент.
Дэвис похлопал ее по подбородку и двинулся вслед за агентом. Эллисон осталась в ванной вдвоем со Спенсером. Он все время ходил вслед за Дэвисом и Эллисон по комнатам, однако от каких-либо комментариев воздерживался.
– Вам не нравится это. Правда же?
Она резко повернулась к нему, рассерженная и напуганная тем, что он раскусил ее.
– Мне нравится. Вы ведь слышали, что я сказала Дэвису.
– Да. – Он подошел поближе к ней. – Вы это сказали Дэвису, но вы врете.
– Нет!
– Я сразу понял, этот дом не для вас. Вам нравится что-то более теплое и уютное, окна со ставнями… Винтовая лестница с колоннами… Нестандартные комнаты. Полы, которые потрескивают под ногами.
– Это похоже на дом с привидениями. Он сделал еще шаг и оказался совсем рядом с ней – Эллисон пришлось поднять голову, чтобы заглянуть ему в лицо.
– Я видел вас во сне, а когда проснулся, долго не мог заснуть. А вы?
– Спала сном младенца. Он поднял руку и провел указательным пальцем по темным кругам под ее глазами.
– Вы не спали. Лежали в кровати и думали о нашем поцелуе. Как и я. Да и утром вы не могли об этом забыть. И весь день. Разве не так?
– Нет, – прошептала она и сама уловила отчаяние в своем голосе.
– Вы размышляли о том, как неожиданно возникло между нами влечение.
– Нет. Я думала о…
– И о том, как сливались в поцелуе наши губы.
– Перестаньте!
– И о том, как вашей груди уютно в моей руке. И как мы подходим друг другу.
– Перестаньте! Если Дэвис услышит…
– Зачем вы это делаете, Энн?
– Что я делаю?
– Притворяетесь, что любите Дэвиса.
– Я не притворяюсь. Я действительно его люблю.
– Возможно. Но недостаточно для того, чтобы выйти за него замуж.
– Я хочу выйти за него.
– Из чувства долга? Зачем? Вы ощущаете вину из-за того, что он влюблен в вас больше, чем вы в него? Зачем вы обрекаете себя на несчастливое замужество? Этим вы и Дэвису не оказываете услуги. Рано или поздно он все поймет.
– Я не желаю больше вас слушать! – Она сделала попытку отойти от него, но он крепко схватил ее за руку.
– Я знаю, что вы думаете обо мне, ведь Дэвис представил вам мою жизнь в слишком привлекательном виде. Он изобразил меня богатым повесой, который бороздит на своей яхте океаны, каждую ночь спит с разными женщинами!
– А разве не так? Он усмехнулся:
– Видите ли, я привык все делать основательно.
– Как это понимать?
– Признаюсь, что когда я только купил яхту и начал на ней путешествовать, то получал от этого удовольствие. Побывать в разных странах, познакомиться с различной культурой, различными женщинами…
– Избавьте меня от скабрезных подробностей.
– Позвольте мне докончить. Я устал жить только для себя. Вы перевернули мою жизнь. До вчерашнего вечера, когда вы оказались в моих объятиях, я не знал, что такое настоящая любовь.
– Не говорите…
– Выслушайте меня, – приказал он, слегка встряхнув ее. – Я знаю, что вы были потрясены так же, как и я. Для меня острый нож, что вы принадлежите Дэвису. Он мой лучший друг. Мы словно братья. Но будь я проклят, если допущу, чтобы трое людей оказались несчастны!
Перед глазами Эллисон возник образ Энн. Казалось, сестра обвиняла ее. Неужели она и дальше будет слушать эти искусительные речи? Неужто способна разрушить счастье Энн? Эллисон сделала попытку вырваться из этой романтической паутины, в которой запуталась.
– Я не несчастна! Я люблю Дэвиса.
– Вы пытаетесь полюбить его, – мягко, почти сочувственно проговорил Спенсер, словно понимая, какую жертву она приносит. – Вы целуете его и дотрагиваетесь до него. Но я чувствую вашу скованность. – Он схватил ее за плечи и притянул к себе. – У вас не было подобной скованности, когда вчера вы прильнули ко мне. Разве не так? И вы знаете не хуже моего, что это был не просто поцелуй. Это был акт любви.
Спенсер наклонился к ней. Губы шептали нежные слова. Язык погрузился в глубину ее рта, пробуждая в ней желание. Она прильнула к Спенсеру и обвила его руками.
Эллисон никогда не думала, что жаждет такой любви. В ее жизни для этого не оставалось места. Любовь казалась чем-то выдуманным и несуществующим.
Разве не знала она лучше многих других, что секс – явление механическое? Он имеет биологическую и физическую природу и никак не связан с эмоциями. Две особи одного и того же вида способны спариться. И для этого не нужно ничего иного, кроме нормально функционирующих репродуктивных органов.
И вот сейчас она больше не прагматик-ученый, а женщина в объятиях мужчины. Адреналин разносится по венам, а сердце как колокол стучит в груди. Тело поет и хочет близости. Ее органы чувств способны воспринять все импульсы, исходящие из его тела.
Это давало ей головокружительное ощущение власти – осознавать, что возбуждена не только она. Губы его были жадными, язык – хищным, тело – напряженным от желания.