Глубокий рейд - Борис Вячеславович Конофальский

раз говорю, всем искать дрон, он где-то над позицией или рядом! Ищите, это приказ!

Радист ещё до конца не пришёл в себя после взрыва, но Аким хватает его за рукав пыльника и тащит от этого места подальше. Уж больно велика вероятность, что дрон их «видит» и оператор снова наведёт на них миномёт.

— Ну, ты в порядке? — спрашивает урядник у связиста, когда они снова присели на дно узкого хода.

— Да.

— «Девятку» вызывай.

— Уже вызвал, — Милевич снова колдует с планшетом и вдруг говорит: — От них сообщение… Уже: вот.

Он разворачивает планшет к командиру, и Аким, откинув забрало шлема, сам читает. А сообщение короткое, чёрные буковки на зелёном фоне:

«Веду бой, подкрепление выслать не могу. Шестнадцатый».

Саблин всего на секунду задумывается. Соседей и справа, и слева связали боем, его засыпают минами, «крабы» пробили проходы в минных полях… Сомнений у опытного воина не осталось никаких:

«Будет атака… Настоящая атака… „Крабами“ и миномётами дело не закончится».

И он говорит радисту:

— Давай «сотню».

— Есть. Готов…

Саблин диктует:

— Высока вероятность атаки на моём участке, прошу выслать подкрепление. Тридцать первый.

Радист через пару секунд протягивает ему планшет, и он подтверждает сообщение. Оно уходит в штаб его «сотни». А обстрел его позиций не прекращается.

И снова хочется вдавиться в стену траншеи после близкого разрыва. Снова он слышит, как в наушниках фырчат крупные осколки над головой. И он прекрасно понимает: новые раненые — это дело времени. Тем более после того, как Сапожников, в который уже раз, сообщает на весь эфир:

— «Крабы» на четвёртом участке.

«Вот… Ещё одна волна… Это понятно, они теперь так и будут наваливаться здесь, на четвёртом узле. Поняли, что пробили проходы в минных полях, сюда бросят и пехоту; понимают, сволочи, что на этом участке соседи с „девятки“ нам ничем помочь не смогут. От них наш четвёртый узел далековато».

Но думать об этом некогда. Оставив радиста на месте, сам, не разгибаясь, движется к передовой траншее.

А пока шёл туда, услыхал рапорт:

— Казак Шульга. Коптер противника уничтожен.

— Молодец, Шульга, — радуется урядник, задрав камеры в небо и ничего там в пыли не разглядев. — Напомни мне потом.

Конечно, медаль за такую мелочь не положена, но официальную благодарность от командира казак заслужил безусловно. И, как будто подтверждая слова Шульги, вскоре мины на позицию падать перестают. Радоваться рано, этот дрон-наблюдатель, конечно, у китайцев не последний. У них этого навалом, впрочем, у них всего навалом.

На передке он снова занимается тем, чем командир взвода заниматься не должен. По идее, его и быть там не должно. Саблин нехотя снова зовёт к себе радиста. Отбиваться на передовой — не дело радиста, но пока мины не летят…

— Та-та… Та-та… Та-та…

Стреляет, как учили, попадает… Этот Милевич — толковый парень…

Снова все слышат, как орёт Сапожников, орёт в общий эфир:

— Снайпер! Снайпер бьёт!

«Ну вот, если снайперы противника уже не прячутся и обозначились, значит, дело вот-вот начнётся».

— Не торчи над бруствером, — говорит Саблин радисту по «близкой» связи, и едва он договорил, как один за другим, с глухим, тупым звуком, взметнулись перед ними два больших фонтана грунта и песка.

— Пулемёт! — орёт Сапожников так, как будто в первый раз оказался под огнём.

— Милевич, долго над бруствером не торчи… Выстрелил — присел, перешёл на другое место, — говорит урядник и идёт по траншее к Сапожникову.

Подходит и говорит немного раздражённо по «близкой» связи:

— Матвей, ты чего так орёшь?

А тот, словно не понимая раздражения командира, продолжает стрелять и орать, и при этом ещё указывать рукой вперед:

— Вон… Где кактусы были, там мин почти не осталось, — он делает выстрел, разбивает очередного «краба» и снова показывает: — и вон там, правее, тоже. Всё… Нет мин на этом участке. Тут пойдут… Попрут ещё до рассвета!

И не закончил он фразу, как прямо перед ними в грунт бьёт пуля и, расшвыривая комья, ударяет казака прямо в горжет. [1] Под шлем.

Удар откидывает Сапожникова от бруствера. Саблин присаживается рядом, хватает товарища и слышит, как тот кашляет.

— Матюха, — они знакомы с детства, Аким даже думать не хочет, что с его старым знакомцем может случиться что-то нехорошее, — Матвей, ты как?

— Вдарило сильно, — сипит Сапожников. Он кашляет.

Это ему очень повезло, что пуля сначала зацепила грунт, а потом ещё влетела в горжет.

— Пробитие есть? — волнуется Саблин.

— Да нет… — кряхтит Сапожников и пытается подняться. — Пристрелялся, сволочь… Надо же!.. Попал-таки с третьего выстрела… Тля песчаная…

Каким-то чудом самый край камеры зацепил это…Аким видит, как в траншею валится что-то, вовсе не похожее на ком грунта… Не бывает у грунта сегментированных подвижных лап…

«Краб!».

«Краб» в его траншее. Он сразу, придавив Матвея к земле, вскидывает дробовик и с перового выстрела разносит подвижную мину. Она взрывается.

— Вот, — пыхтит под ним Сапожников и очищает камеры от пыли, — доползли, значит.

А урядник поднимается к брустверу и тут же делает три выстрела, тремя патронами разбивая двух «крабов». И сразу прячется вниз, а из бруствера начинают разлетаться куски грунта.

Это пулемёт. Теперь так и будет. «Крабы» будут наползать волнами, а за ними пойдёт пехота противника; а чтобы по пехоте не били, пулемёты, снайперы, миномёты будут беспрестанно накрывать огнём бруствер и передовую траншею.

— Самохин! — вызывает урядник, перезаряжая дробовик.

— Тут, — сразу отзывается командир первого отделения. — Я почти всех откопал. Все живы.

— Понял. Пришли трёх человек на четвёртый участок, — приказывает Аким.

Саблин снова поднимается к брустверу и уничтожает первым же