История Наташи Кампуш - Майкл Ляйдиг

Я не думаю, что он убил бы ее. Но я очень хорошо представляю себе некое «упреждающее самоубийство», подразумевающее, что он заставил бы ее умереть вместе с собой, если бы столкнулся с безнадежной, безвыходной ситуацией.

Георгина Малик, шестидесяти двух лет, которая до сих пор живет поблизости от дома Приклопиля, заявила, что она была «дружна, насколько только возможно», с ничтожеством, чье имя стало олицетворением зла.

Я знала его еще маленьким мальчиком, и я хорошо была знакома с его матерью. Они были очень хорошими соседями и приятными людьми, оба. Он всегда работал по дому и следил за садом. Он был очень аккуратным мужчиной, даже помогал соседям и зимой убирал у них снег. Я часто разговаривала с его мамой, для нее наступили трудные времена, когда в восьмидесятых ее муж умер от рака, Каждые выходные она навещала его могилу. Она была немного несчастна из-за того, что ее сын Вольфганг унаследовал большую часть состояния ее мужа. Также она часто говорила мне, как ее беспокоит, что Вольфганг не женится и что он лишь интересуется, как бы заработать побольше денег, и не ходит на свидания с девушками.

Однажды я прямо спросила его, думает ли он когда-нибудь жениться, ведь он был очень красивым мужчиной, а он ответил, что когда заработает достаточно денег, то отправится в какую-нибудь приличную заграничную страну и там найдет для себя подходящую женщину. Это было его безоговорочной целью — заработать кучу денег и затем уехать за границу. Но он никогда не говорил, куда бы он хотел поехать.

Я помню, у него были просто золотые руки, он мог сделать и починить все что угодно. Техника была для него всем. Он рассказывал мне, что все в его доме автоматизировано — жалюзи, ворота гаража и всякое такое. Но наверное, из-за всех этих штуковин он утратил контакт с реальным миром. Я никогда не видела его с друзьями — ни с мужчинами, ни с женщинами — и ни разу не слышала, чтобы его видели в обществе женщины. Говорили, что он гомосексуалист, но, я думаю, все это сплетни. Он был обаятельным мужчиной, таким милым.

Ближайшие соседи даже наградили его дом прозвищем. Когда со временем Приклопиль стал жить там один, он усеял стены охранными приспособлениями, в том числе и высокотехнологичной системой видеонаблюдения, необходимость которой он объяснил соседям «защитой от взломщиков». Приклопиль просил их никогда не заходить без предупреждения, потому что он «встроил в свой дом несколько сюрпризов, и не хотел бы, чтобы поджарился кто-нибудь невинный». В результате, по словам шестидесятишестилетних пенсионеров Йозефа и Леопольдины Янчеков, живших по соседству, в округе дом был известен как «Форт-Нокс[12] на Хейнештрассе». Йозеф Янчек рассказал:

Я знаю, что теперь это звучит ужасно, но мы были в хороших отношениях с Вольфгангом. Откуда же мы знали, что происходят такие жуткие вещи? Иногда мы стояли с ним у изгороди часами, разговаривая о Боге и мире. Но порой Приклопиль вел себя странно, особенно когда приезжала в гости его мать. Он ходил по саду, вглядываясь в газон, рассматривая кусты и проверяя каждое окно, — он объяснял нам, что всего лишь «прибирает и доводит все до совершенства». Теперь, наверное, это можно объяснить тем, что он проверял, не заметно ли каких следов его тайной пленницы.

Мэр Штрасхофа, Герберт Фартхофер, вторил соседям: он не слышал ничего, что заставило бы его думать, будто в городе живет чудовище. И добавил: «Он был не из тех жителей, кто доставлял нам проблемы. Когда мы дважды посылали к нему людей заменить водомер, они ничего не заметили». Ролан Пашингер, представитель местных властей, заявил: «Согласно нашим записям, за ним никогда не замечали ничего необычного».

Ханна Арендт, еврейский философ и историк, автор фразы «банальность зла» — сказанной об эсэсовце Адольфе Эйхмане, когда его судили в Иерусалиме за беспрецедентные преступления, в числе которых было и удерживание в качестве заложников двадцати одной тысячи венгерских евреев в концентрационном лагере в Штрасхофе, находившемся всего лишь в нескольких минутах ходьбы от Хейнештрассе, — без труда могла бы отнести ее и к Вольфгангу Приклопилю.

Большинство его поступков, его проявления личности, несомненно характеризовали его как особенного, но тем не менее все в нем кричало о серости, а вовсе не о зле. Ничто не указывало на хищника, каковым он стал. Он был зауряден.

Благодаря своему поведению, укрыванию под личиной простоты, Приклопиль в конечном счете и смог воплотить то, о чем мечтают все злоумышленники: совершенное преступление.

Пашингер рассказал, что однажды Приклопиль «в бешенстве» позвонил в муниципалитет, потому что живую Изгородь у его дома подстригли слишком основательно, «из-за чего стало легче заглядывать в сад». Он продолжил: «Тогда никто не задумался почему. Он был не из тех, кто выделялся, и подлинное положение вещей даже представить было невозможно. Подобное случается только в Америке, думали мы. Но мы позабыли простую истину— злые люди не выглядят злыми».

Другой сосед, Вильгельм Ядерка, сообщил: «Мы его даже не замечали. Он никогда не показывался в местной пивнушке». Другой, Франц Цабель, предположил: «Штрасхоф больше уже не деревня. Многие переезжают, многие вообще не хотят иметь с кем-либо дел. Поэтому-то люди их и не замечают или же замечают слишком поздно».

В доме номер 30 по Рутерштрассе, где он раньше жил и где долгое время проживала его мать, пока ей не пришлось скрыться из-за бурных событий 2006 года, соседка Шарлотта Страк вспоминала Вольфганга как робкое создание, боявшееся ее собак.

Он ужасно боялся моих собак, Амора и Нандо, хотя каждый в нашем доме знает, что они никогда не укусят. Когда мне случалось проходить с ними мимо него, он вжимался в стену, чтобы быть от них как можно дальше, и бледнел. А иногда кричал, чтобы я убрала своих собак.

Когда он переехал в Штрасхоф, он раз в неделю навещал свою мать. Ну, мне кажется, что больше донимал, чем навещал. Сквозь потолок мне было слышно, как он кричал и помыкал ею. Он обращался с ней как с рабыней.

Эрнст Винтер, монтер связи на электронном гиганте «Сименс», в период с 1977 по 1981 год проходивший с Приклопилем программу обучения компании, также вспоминал «странность», что выделяла его приятеля как особенного, — его отсутствие интереса к девушкам. «Он просто никогда не говорил о девушках, что для нас, парней, в то время было необычно. Чуднó. Единственной известной мне его страстью были автомобили. Он начал принимать участие в автогонках с семнадцати лет. Думаю, это произошло еще до того, как он получил водительские права».

Винтер также вспоминал: «Вольфганг всегда был тихим и предпочитал оставаться в тени. Мы все только и хотели, чтобы поскорее закончить работу, а он не очень-то и спешил. Был очень доскональным и точным».

Во время обучения на «Сименсе», в 1981 году, Приклопиль отбывал восьмимесячную воинскую повинность. Австрийские законы по защите информации запрещают Вооруженным силам сообщать какие-либо подробные сведения, однако доподлинно известно, что он проходил службу в казармах Марии Терезии в Вене, где во время войны расквартировывались войска СС; он использовал свои навыки в электронике в качестве специалиста по системе связи разведки. Он просил о назначении в дивизион радиоразведки, но никогда не принимал участия в маневрах и вообще не покидал часть на какой-либо продолжительный срок. Приклопиль проживал в казарме только первые шесть недель службы, и соседи вспоминают, что он приезжал домой почти на все выходные, обычно с сумкой грязного белья, которое должна была постирать Вальтрауд. После же этих шести недель на протяжении оставшихся шести с половиной месяцев воинской повинности он всегда возвращался домой.