Залив девочек - Александра Нарин

Эсхите я сказала тогда:

– Иди, Эсхита, делай свои уроки. Тебе нужно теперь учиться.

– Уроки мне не пригодятся, – грубо ответила она, и в ее глазах вспыхнуло что-то страшное. – Пусть я не такая красивая и умная, как вы, леди Грейс, но я знаю кое-что получше ваших уроков.

– Ты еще маленькая, Эсхита, – сказала я, – вас учили нехорошему в том доме.

– Нет, леди Грейс, – сказала она, – я маленькой никогда не была.

* * *

На нас упала черная тень того приюта. Ни один пайс не поступил из фондов. «Мы получили информацию, что приюты в вашем городе предлагают ребенку не лучшее, чем ужасы, которые он испытывает на улице. Мы отказываемся поддерживать незаконную деятельность в отношении детей».

Я и папа ходили в самые разные кабинеты. В тесные комнаты с зарешеченными окнами или без окон вовсе; с коврами на полу; со стенами, обшарпанными настолько, что через них просвечивала улица. Кабинеты пахли влажной бумагой, ланчами, карри, затхлостью, туалетами. Был один кабинет с запахом ягод. В каждом воздух был пропитан тысячелетней властью. У меня кружилось в голове от нашего ничтожества перед ней.

Там говорили, будто печатали слова на клавиатуре:

– Мы не выделяем поддержку до получения результатов официальных проверок.

Кто-то согласился проверить наш приют:

– Ваш дом ветхий, условия для детей не подходящие.

Это было правдой. От Башни ветер с Бэя отрывал и уносил вдаль куски, но ведь тысячи детей жили на дорогах, а Башня была домом.

Мы бродили среди стен, чтоб взять заключение. Никому не было дела до частного приюта. Наши нищие подарки вызывали у чиновников скуку.

– Сэр, вы же сами взяли сирот.

Они предполагали, что у нас есть деньги, а у нас были только старый папин мопед и несколько комнат в старом доме, заложенных банку.

Для них приют был чересчур мал:

– Мы должны помочь для начала учреждениям, где живут сотни детей.

– У вас даже нет квалифицированных сотрудников, на что вы тратите?

Люди в кабинетах и не обязаны были помогать. Папа и бабушка сами не смогли прогнать на улицу четырех девочек, дочерей погибших рыбаков, которые, перепуганные, забрели в Башню из разбитой волнами трущобы. Они плакали так горько, что казалось, мир разрушился не от стихии, а от их отчаяния.

Я была таким же маленьким существом, но запомнила, как папа ходил получать разрешения, как по ночам он читал «Юридическое руководство для христианских служб», подчеркивал слова в законе об иностранных взносах. Я не спала, стояла с ним, и он меня не прогонял. Страницы шелестели, папино сердце колотилось, как провода о стены Башни.

Он пробирался с копьем древнего воина через дебри законов и букв, а я толкала его маленькими ручками. Каждый шаг обсуждали с бабушкой так, что в моей голове до сих пор крутятся имена некоторых чиновников: достопочтенный Тиру Эдаппади Паланисвами, достопочтенный Амрешвар Пратап Сахи. Я помню, что папа однажды забрал и не вернул мамины золотые браслеты. После длинных ночей, закопанных в бумаги, приют считался открытым. И хотя путь был длинным и благородным со стороны, это не мы спасали девочек. Девочки спасали нас от темноты маминого ухода.

* * *

Мы росли вместе. В одинаковой выцветшей форме с чужого плеча ходили в школу. Радовались дешевым сумкам и карандашам с Понди базара. У нас не было денег на развлечения, на кино, но город был нашим огромным кинотеатром.

Все, кто жил тогда в Мадрасе, выучили слова и номер, записанные на любой стене, на каждой электрической коробке, ставнях магазинов: «Пи Джеймс, магическое шоу, тел. 9841072571».

– Пи Джеймс – демон, – говорили мы.

– Он ходит в длинном камисе, на котором скопилась пыль за сто лет, и со старой полудохлой змеей на плече.

– Этот парень тратит на шоу времени меньше, чем на выцарапывание своего имени повсюду.

– Просто он владеет магией, буквы сами пишутся по ночам. Посмотри, вчера еще здесь было пусто. – Возле окна мясной лавки свежей краской был выведен номер 9841072571.

Мы хотели позвонить, но у нас не хватало духу. И я до сих пор так не узнала никого, кто бы ходил на шоу Пи Джеймса.

В каждом рикше мы видели серийного убийцу Гаури Шанкара, «Ото Шанкар», как звали его в Мадрасе. Мы сбивались стайкой, если кто-то, обгоняя повозки с волами, предлагал подбросить нас до школы.

Мы, как все мадрасские подростки, взахлеб обсуждали призраков молодых женщин, которые кружатся по вечерам вокруг разбитого моста в устье Адьяра:

– На этот мост приходят покончить с жизнью несчастные любовницы.

Мы говорили о привидениях португальского торговца, его безумной жены и маленького сына из дома в колонии Де Монте.

– Там всегда пропадают бродячие собаки!

– И люди, и беспризорные дети!

– Ночью в нечетные часы окна дома открываются.

Мы обсуждали самое большое в мире дерево баньяна в садах Теософского общества, чьи ветви шевелились от колдовства, призраков подворотен и древних дравидийских сказок. Мир духов был частью нашего мира. В нем жили наши матери, потому мы всегда стремились приблизить его.

Мы были сестрами, но я знала, что я другая, я обязана заботиться о девочках. Об этом твердили мне папа и бабушка. Я была другая и в мыслях: запах старых колониальных библиотек и сумрачные залы государственного музея сводили меня с ума. Я откладывала по пайсу сдачу с покупки молока и муки. Откладывала, чтобы купить подержанные книги: «Шедевры индийского искусства» доктора Панде и ее же «Китайскую эротику» (я прятала ее между кроватью и стеной), «Живопись Бароды» Мохаммеда Шейха, «Женщины-художники Индии», «Миниатюры великих Моголов» и другие святыни, что скрывались в щелях лавок. Меня трясло от жадности к этим книгам. Каждая черта в залах античного искусства вызывала во мне вожделение первобытной женщины. Девочкам же все это было скучно.

Мне хотелось с кем-то говорить о терзающей меня тяге. Но папа работал на нескольких работах, бабушка была слишком занята домом. Я оставалась одиноким ребенком в городе магического шоу, на котором никто никогда не бывал.

* * *

Я знаю, как бывает: сначала дети ничего не понимают; потом они ходят в школу, видят там домашних детей, верят в чудо, в возвращение матери, в удочерение. Лет в двенадцать-тринадцать надежда стекает с лиц. Они бродят в смоге печали. Я такая же, как они, мне известно, каково это, когда тебя не ищет собственная мать.

Потом рождается новая вера: в семью, которую они создадут сами. Девочки, стыдясь, шептали мне: «Что будет потом, после школы? Страшно! Если бы была любовь, муж, было бы не страшно».

Те девочки, с кем мы болтали о Пи