Теряя сына. Испорченное детство - Сюзанна Камата

– Я много о тебе слышала, – сказала она улыбаясь, но ее глаза оставались холодными.

Мы ужинали втроем – табуле и фалафель из местного магазинчика, который держали выходцы с Ближнего Востока. Блюда на мой вкус оказались довольно экзотическими, но я этого не сказала – боялась показаться провинциалкой.

– Вкусно, – заметила я.

– Правда? – отозвалась она.

Мне казалось, она ждет, чтобы я сказала что-нибудь умное, доказала, что Филипп не врет и я на самом деле такая фантастическая, как он расписывает. Сразу было видно, что безыскусными комплиментами ее не взять.

Я подумала, не похвалить ли интерьер. Комната действительно была обставлена со вкусом, нигде не было видно валяющихся журналов; подушки аккуратно разложены; на мебели и лампах ни следа пыли – спасибо приходящей домработнице.

– Миссис Маккарти… – отважилась я.

– Называй ее просто мамой, – вмешался Филипп.

Миссис Маккарти слегка поморщилась. Ей была свойственна британская сдержанность, в отличие от Филиппа, которому была свойственна чисто американская непосредственность. Кроме того, такое детское обращение никак не подходило этой женщине, которая после обеда курила сигариллы. Мамой хорошо называть толстую булочницу с пухлой грудью, в выцветшем ситцевом платье в цветочек.

– Кейт приедет чуть позже, – сказала миссис Маккарти.

– Как она? – спросил Филипп.

Миссис Маккарти вздохнула:

– Не знаю. Ей нужно было стиснуть зубы и доработать. А теперь она, возможно, никогда уже с этим не справится.

Я знала, что случилось с Кейт. На нее в Кении напал африканец с мачете. Она получила психическую травму и вернулась домой раньше, чем собиралась.

«Да что это за мать такая?» – подумала я. Мои родители потребовали бы, чтобы я летела домой первым же самолетом из Найроби.

Но Филипп согласился с матерью:

– Да, ты права. Я немного беспокоюсь о ней.

Ожидая Кейт, я уже была готова увидеть волосы дыбом, безумное выражение лица, испуг при малейшем шуме. Но Кейт, приехавшая через полчаса, выглядела абсолютно нормальным человеком. Она вошла с широкой улыбкой:

– Привет, мамочка! Филипп! А это, наверное, Джил? Как тебе удалось отхватить такую красивую девушку?

Несмотря на случившееся с ней несчастье, это была спокойная, уверенная в себе молодая женщина. А я выглядела как пациент с нервным расстройством.

Филипп ушел в кухню, чтобы помочь матери сделать кофе. Кейт села рядом со мной, обняла колени, как ребенок, и сказала:

– Ну, и как вы с Филиппом познакомились? А то я умру от любопытства.

– Мы были в одной группе по французскому, – сказала я.

Поначалу Филипп меня вообще не замечал. Я сидела на последнем ряду, он впереди. Мы по три часа в неделю проводили в одной комнате, но он не узнавал меня, когда мы сталкивались в коридоре. Однажды у нас в кампусе был рок-концерт, и мы четыре часа стояли плечом к плечу. Я каждую минуту ждала, что он вот-вот на меня посмотрит, но он ни разу не отвел взгляда от сцены.

Как-то вечером я сидела на скамейке перед библиотекой и читала «Евгению Гранде». А он вдруг остановился и сказал: «Привет!» Я очень удивилась. Но еще больше я удивилась, когда он сел рядом и стал со мной разговаривать. Мы говорили несколько часов. Я узнала, что после окончания университета он едет работать в Сенегал по стипендии «Ротари интернэшнл» У меня в комнате на тумбочке лежало еще незаполненное заявление в Корпус мира. Я обожала книги Дорис Лессинг и Надин Гордимер. Десять раз смотрела «Прощай, Африка!». И не только в этом мы были похожи. Мы оба учились во Франции и скучали по тамошнему беззаботному житью. У нас обоих были желтые «фольксвагены» (у него 1972 года, у меня чуть более новая модель). И еще нам нравилась одна и та же музыка.

Я положила забытого Бальзака в сумку, и мы пошли в кафе, а затем в кино. Шесть часов пролетели, как одна секунда. Я поздно вернулась домой. Весь вечер у меня было ощущение, будто моя кровь, как шампанское, наполнена пузырьками, а голова – гелием.

Через две недели он сказал, что любит меня. Я была немного озадачена тем, как быстро это произошло, но и восхищена. Сама я любви не чувствовала. Поначалу я просто думала: «Этот парень – мой билет в Африку». Довольно эгоистично, правда? Однажды Филипп сказал: «Приезжай ко мне в Дакар. Я куплю тебе билет на самолет».

И вот я в гостиной миссис Маккарти, сижу рядом с Кейт. Я заметила, что у нее татуировка на голени. Она улыбнулась и покачала головой:

– И что ты нашла в Филиппе? Я считаю, что хорошего мужа из него не получится. Вот он вернется – и я в глаза ему это скажу.

Это был момент, когда я могла что-либо узнать о Филиппе, о его прошлых отношениях. О том, как они заканчивались. Но вместо этого я сказала:

– Зато он чудесный бойфренд. – И это была правда.

Филипп записывал мне кассеты, приносил завтрак в постель, массировал плечи, когда я уставала. Он мечтал о браке, детях, деньгах, успехе, путешествиях и приключениях. Я мечтала о том же самом.

Потом Кейт уехала к себе домой, а мы разбрелись по разным спальням.

«И кстати, никакого секса в моем доме», – еще в самом начале вечера предупредила миссис Маккарти. Она сказала это с улыбкой, но было видно, что она действительно ничего подобного не потерпит. Мне постелили в спальне для гостей, а Филиппу – на раскладном диване.

Мне бы хотелось провести ночь в детской кровати Филиппа, поглазеть на развешенные на стенах регалии «Ред сокс», на слепленных им в детстве глиняных монстров. Но детство Филиппа, наверно, хранится в картонных коробках, на чердаке или в сарае, отправленное туда после одного из переездов. Это был дом миссис Маккарти, и только ее.

Восемнадцать часов спустя мы отправились в ресторан. Миссис Маккарти сопровождал ее коллега, адвокат из Чикаго, двоюродный брат известного актера. Я этого актера обожала – с тех пор, как увидела его в первом крупном фильме про войну во Вьетнаме. Я надеялась, что атмосфера вечера будет не очень натянутой, так как хотела хорошенько расспросить адвоката о его брате.

Но я надеялась зря. Ресторан выбрал Филипп – темный, тихий, с видом на реку. Меню было на французском, и он уговорил мать позволить ему сделать заказ. Я была рада. Произношение у него лучше, чем у меня. Мне нравилось его грассирование. Не хватало только начать мямлить, да еще и на людях.

Принесли вино, Филипп попробовал и сказал:

– Superbe .

Едва удержавшись, чтобы не хмыкнуть, я отпила из своего бокала. На мне было шелковое платье и макияж, но мне вдруг показалось, что это просто маскировка. Я чувствовала, что мне опять двенадцать лет.

Адвокат – его звали Бен – был забавный, похожий на плюшевого мишку, с брюшком.

– Ну, Филипп и Джил, вы теперь вольные птицы. Какие у вас планы по завоеванию мира?