Судьбы икон в Стране Советов. 1920–1930-е - Елена Александровна Осокина

и хранящиеся в запасе, являются основными коллекциями Музея. Музей оный существовал до Революции и постановлением Совнаркома от 19 декабря 1918 года, подписанным Лениным, был национализирован. Всему собранию по национализации, Отделом по делам музеев, была составлена опись и, согласно инструкции, оно ни в какой части не подлежит отбору [на экспорт] (выделено мной. – Е. О.).

Тем не менее Остроухов и Лехт решили отдать иконы «Сретение», «Покров» и «Воскресение» на продажу. Возможно, они искренне хотели помочь советской власти в трудную минуту. Возможно, Остроухов не особенно дорожил этими иконами, считая, что в его собрании есть более сильные варианты икон того же сюжета и времени. Но дело здесь не только в художественной значимости икон, но и в тактике, выбранной музейщиками. Подобное поведение в сложившихся обстоятельствах было опасно. Оно создавало, причем без особого давления со стороны торговцев, прецедент выдачи на продажу произведений искусства не просто из основного музейного фонда, а из знаменитого иконного собрания. События происходили в 1928 году, индустриализация только началась, но было ясно, что малой кровью не обойтись. Уже шла полным ходом распродажа Эрмитажа, о чем сотрудники Третьяковской галереи не могли не знать. В этих условиях в интересах сохранения музейных собраний следовало занять крайне консервативную позицию, защищая даже ненужное и малохудожественное, чтобы как можно дольше не подпускать торговцев к ценному. На счастье Третьяковской галереи и всей России, в то время на Западе не было спроса на произведения русской живописи. Иначе, выбрав с самого начала тактику умиротворения торговцев, галерея могла бы повторить печальную судьбу Эрмитажа.

Вместе с иконами в марте 1928 года сотрудники Третьяковской галереи отобрали на продажу двадцать серебряных окладов. Все оклады, за исключением, возможно, одного металлического, были сняты с икон первоначального собрания П. М. Третьякова, основателя галереи. Почти все оклады описаны Н. П. Лихачевым в каталоге иконного собрания галереи 1905 года. В архиве галереи сохранился акт экспертизы окладов, которую провел директор Оружейной палаты Московского Кремля Дмитрий Дмитриевич Иванов. Акт дает представление о судьбе, которая ожидала оклады после того, как они покинут стены Третьяковской галереи:

Осмотренные 7 марта 1928 г. в Государственной Третьяковской галерее ризы с икон представляют собою, по-видимому, семейный подбор и характеризуют семью, как имевшую отношение к Костроме (где сделаны некоторые из риз) и заметно обогатившуюся в 1850‐х годах, к которым относятся многие ризы, причем однако имеются отдельные образцы более раннего времени. Ни в смысле редкости типа, ни в смысле исключительного качества работы, ризы не выделяются из среднего уровня, причем те из них, которые имеют клейма XIX века, едва ли могут получить оценку более высокую, чем на вес, но ризы с клеймами XVIII века и не имеющие клейм, как более старые, а равно те рамки, которые могут быть использованы для оправы зеркал, напр., рамка с чернью, могут быть оценены дороже, как хороший экспортный товар, а венчики с эмалью также не должны быть обращены на сплав, ибо могут быть проданы дороже в виду хорошего качества работы (выделено мной. – Е. О.).

Бесстрастные строчки экспертного заключения директора Оружейной палаты Дмитрия Дмитриевича Иванова скрывают личную и профессиональную трагедию, которую в то время переживал этот человек. Потомственный дворянин, он до революции сделал блестящую карьеру юриста, став директором департамента в министерстве юстиции. Уже тогда, накануне мировой бойни, его волновала судьба произведений искусства. После прихода к власти большевиков он написал в Наркомпрос и попросил дать ему работу по охране памятников искусства. Его стараниями в 1920‐е годы многие произведения были сохранены от уничтожения. Разорение музеев на нужды индустриализации, начавшееся в конце 1920‐х годов, Иванов воспринял как крушение дела своей жизни. Дневник старейшего сотрудника Исторического музея А. В. Орешникова свидетельствует о тяжелом психологическом состоянии Иванова и о его метаниях в попытках спасти художественные ценности:

[1928 год] 11 сентября (29 августа). Заходила М. М. Постникова, смотрела икону Владимирской Божией Матери и некоторые другие; М. М. сказала, что Д. Д. Иванов стал неузнаваем: нервен, задумчив; это вчера заметил и я; он мне жаловался, что по ночам не спит, не раз повторял, что все разваливается и т. п.

Д. Д. Иванов был далеко не единственным музейным работником, кто в те годы жил с ощущением краха дела всей жизни и пытался ценой сотрудничества с властью и компромисса с собственной совестью спасти свой музей от разорения. Разграбление музеев, сообщения об арестах знакомых, друзей, коллег и публикации в газетах о показательных расстрелах привели к психическому расстройству, мании преследования, боязни за судьбу семьи. С началом репрессий в музеях Кремля, 1 декабря 1929 года Иванов был уволен с должности директора Оружейной палаты, но оставался научным сотрудником этого музея. 12 января 1930 года он покончил жизнь самоубийством, бросившись под поезд в Люберцах.

Готовая первая партия экспортного товара из Третьяковской галереи поступила на суд экспертов общемосковской комиссии по оценке предметов искусства и старины, которую Кристи сформировал тогда же, в марте 1928 года. Все члены этой комиссии были известными московскими специалистами. Председателем назначили Льва Николаевича Невского, в то время зам. директора Музея изящных искусств. Кроме него, в начальный состав комиссии входили директор Оружейной палаты Д. Д. Иванов (именно в качестве члена этой комиссии он и оценивал оклады), заведующий отделом религиозного быта Исторического музея А. И. Анисимов, сотрудник ГИМ и Музейного отдела Главнауки Феликс Феликсович Вишневский, специалист по истории старой западной гравюры и живописи, профессор Михаил Исаакович Фабрикант, исследователь древнерусского, византийского искусства и искусства итальянского Возрождения Виктор Никитич Лазарев, а также Александр Митрофанович Скворцов, в то время – замдиректора Третьяковской галереи и заведующий отделом живописи XVIII – первой половины XIX века. В комиссии состоял и Николай Васильевич Власов, искусствовед и работник Госторга, а впоследствии эксперт-оценщик и замдиректора антикварного магазина № 15 «Торгсин» и эксперт конторы «Антиквариат», частый, но не желанный гость московских музеев. Состав этой комиссии Кристи согласовал с Мосторгом.

Собрания общемосковской комиссии экспертов проходили по месту работы ее председателя в музее на Волхонке, но для осмотра ценностей, отобранных на продажу, искусствоведы комиссии выезжали на места согласно календарному плану работ. 23 апреля 1928 года пришла очередь Третьяковской галереи. Осмотрев первую партию экспортного товара, комиссия внесла коррективы. По сути, они представляли компромисс интересов музейных и торговых ведомств. Три из ранее отобранных госфондовских икон комиссия решила оставить в галерее, однако цены на остальные иконы, как правило, были понижены по сравнению с первоначальными оценками экспертов Третьяковки. Кроме того, комиссия постановила оставить в галерее