День из чужой жизни - Дарья Кожевникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ха! Ха! Ха! — за компанию с Дрейком порадовалась с дерева еще и ворона.
Ну, уж из-за этой-то я сдерживаться не собиралась! Давая выход всей своей ярости, я схватила с земли какой-то толстый сучок и, размахнувшись со всей дури, запустила его вверх. И — надо же! — попала! Даже не целясь! Правда, не по вороне, а по ветке, на которой она сидела. Но этого оказалось достаточно, чтобы свершилась моя месть: ветку тряхнуло с такой силой, что ворона не удержалась на ней. Мало того: сорвавшись, она камнем полетела вниз, будто разучилась пользоваться крыльями или вовсе про них забыла. Вспомнила только тогда, когда уже перед самым своим клювом обнаружила довольную, предвкушающую знакомство песью морду. В панике заорала, заполошно захлопала крыльями и, с огромным трудом взмыв вверх, совершила тяжелую посадку на ближайших кустах. Точнее, просто шмякнулась в них откормленным задом.
— Так-то вот, дохохоталась. — Не глядя на нее, я осторожно промокнула лицо носовым платком. Потом отвязала Дрейка, и мы с ним пошли домой, по пути высматривая полосатого негодяя, который с нами даже не попрощался. Ворона тихо и горестно охала нам вслед. Что-то неразборчивое, но, скорее всего, отборно-матерное.
— Да ну тебя, Людка, у меня из-за тебя сейчас косметика поплывет! — воскликнула Ирка, хохоча над моим рассказом.
— Значит, надо было про кактусы слушать, когда предлагали, — парировала я. — Кстати, котяру я встретила, когда пошла на работу. Продефилировал мимо меня с таким видом, как будто не я его спасла, а он мне милость оказал.
— Он хотел тебе сказать: «Не умеешь — не берись!» — подколола Ирка. — Ну а то, что Дрейкуся сейчас с тобой, это как раз кстати. Что ни говори, а защитник.
— Разве что психологическое оружие, — возразила я. — Любанька долго с ним маялась, пытаясь научить его атаке на рукав, но, по-моему, особых успехов так и не добилась.
— Потому что любая умная собака сразу поймет, где серьезная опасность, а где перед ним просто придуриваются. Впрочем, я заказала тебе хороший перцовый баллончик, через пару дней привезут. Будешь носить его всегда с собой, и, если что, прыскай этим гадам в морду.
— Это можно, — покладисто согласилась я. Не отказалась и тогда, когда Ирка пригласила меня к себе ненадолго, сообщив, что у нее есть какой-то волшебный заживляющий крем, после которого от моих царапин в два дня ничего не останется. Ну, Иркину косметику я уже испытывала на себе, поэтому не стала в ней сомневаться. Мы заехали к ней домой, она мне вынесла баночку, а потом отвезла меня восвояси. Хотела проводить меня до квартиры, но я настояла на том, чтобы она ждала в машине, когда я выгляну из своего окна и ручкой ей помашу: напади на меня в подъезде, Ирка все равно была бы мне не помощница, а так хоть полицию вызвала бы, если вдруг что. Но, к счастью, никого вызывать не пришлось. Я благополучно добралась до своего жилья, и мы с Иркой обменялись воздушными поцелуями: я из окна, она из машины. После чего она уехала, а я занялась ужином, главным образом для Дрейка, а потом мы с ним пошли гулять.
Гуляли мы долго. Дрейкуся, хоть и вида не подавал, а скучал по своей хозяйке, так что хотелось его немного развеять. А кроме того, в эту вечернюю пору вышли на улицу хозяева множества шавок. Поясняю: в моем понимании шавки — это то, что прихлопнуть можно на раз, только они сами этого не понимают, понтов у них в три раза выше макушки, и кидаются они на все, что движется, щедро брызжа слюной. Хозяева у них, кстати, тоже соответственные (у умных хозяев собаки так себя не ведут), поэтому, не желая затевать шавкоубийство, мы с Дрейкусей ушли от этой тявкающей помойки подальше. Забрели в самый дальний угол парка, что возле нашего дома, где, как я надеялась, бандиты даже не догадались бы меня искать. Там побегали, попрыгали, в мячик поиграли. И не знаю, как для Дрейка, а для меня время пролетело незаметно. Опомнилась только, когда мячика совсем уж не стало видно.
— Друг мой, а не пора ли нам домой? — спросила я у Дрейкуси.
Мой умница в ответ сам отыскал и принес мне свой мячик, и мы с ним пошли. Привязывать я его не стала: во-первых, народу на улице уже не наблюдалось, а во-вторых, надо ли привязывать собаку, которая слова понимает гораздо лучше иных людей? Лишь у лавочек, почти уже на границе парка, я на всякий случай взяла Дрейка за ошейник: мало ли, молодежь там нетрезвой компанией собралась? Кто-то маячил неясными силуэтами, точнее было не разобрать. Я, собственно, и не собиралась разглядывать, намереваясь как можно быстрее прошествовать мимо. Прошла. Вслед мне кто-то тренькнул гитарой, пробуя струны, и ворчливо пожаловался:
— Темно!
— Нормально, — возразили ему. — Сумерки как сумерки. Зато скамейка целая.
Ага, понятно! Лавочку, стоящую в кустах возле дома, отчего-то одинаково любили как оседлать на всю ночь, так и разворотить на отдельные составляющие. Не знаю, чем уж и перед кем она умудрялась провиниться, но происходило это с завидной регулярностью. Будь она современная, пластиковая, для нее с первого же раза все было бы кончено. Но лавочка была старенькой, деревянной. Поэтому каждый раз находился кто-то, кто сколачивал ее заново, чтобы опять повторился этот лавочный круговорот. Вот и сегодня для гуляк оказался не сезон, лавочка снова была разломана. Ну, мне оно было даже лучше. Тише и спокойнее мимо нее, пустующей, проходить. Я снова отпустила Дрейка: пусть разомнется напоследок, ведь шавок поблизости тоже уже не наблюдалось. Нет, вы только не подумайте, что я не люблю всех маленьких собак! Есть у меня в друзьях чуда чудные, очень удачно сочетающие в себе как маленькие размеры, так и благородство души. Хотя Дрейкусю я люблю все равно больше. Но это не из-за размера. Он же просто вырос у меня на глазах. Я еще помню, как он, маленький, путался в своих непропорционально огромных лапах. И как, пытаясь что-то понять, забавно морщил лоб, а недавно вставшие уши сходились при этом над макушкой «домиком». Потом были первые выставки, на которых тетя Люда волновалась, наверное, даже больше мамы Любы. Напрасно. Дрейкуся у нас оказался чемпионом, и я давно уже запуталась в его громких званиях. Куда хуже экстерьера оказалось с дрессировкой. Общий курс Дрейк усвоил на раз, с ним почти не пришлось заниматься. А вот когда дошло до задержания преступников, тут возникли проблемы: то ли Дрейкуся оказался слишком добрым, то ли, как подозревает тетя Ира, слишком умным для того, чтобы не отличить подлинного злодея от кривляющегося ассистента. Он рассматривал этих ассистентов, склоняя голову то на один, то на другой бок, он по приказу брал их рукав себе в рот и смотрел при этом на маму Любу с немым вопросом: «Ну и когда мне можно будет это выплюнуть?» И все.
— Вот она. А ну, замри! — возле той самой разломанной деревянной лавочки вывел меня из задумчивости тихий и зловещий голос. Я вздрогнула, огляделась. Поздно. Передо мной, в сумерках под разбитым фонарем, маячила смутно знакомая фигура, чуть в стороне и немного сзади угадывались еще две. Весь комплект в сборе! Снова подкарауливший меня, теперь практически возле подъезда, по темным окнам сообразив, что я еще не вернулась домой.
— Дрейк, стоять! — крикнула я, увидев, как он появляется из кустов. Пес послушно замер, пытаясь оценить ситуацию. А вот бандитам, судя по сорвавшемуся у них восклицанию, она с первого же взгляда не понравилась. Что-то щелкнуло, и у того из них, который стоял впереди, сверкнул в руке нож. Наверное, тот самый, которым он тыкал мне в бок при первой попытке похищения.