Состязание в непристойностях - Иван Жагель

Тут Калачников вспомнил, что умершие люди, как правило, обделываются, так как они, естественно, уже не могут контролировать различные выделения из своих внутренних органов, работу своих мышц. То же самое будет и с ним, причем, как назло, в этот день он был в светлом костюме, а значит, темное пятно мочи хорошо будет видно на его брюках, даже при плохом качестве снимка. Привычка появляться на телеэкранах и вообще на людях только в идеальной форме сказывалась даже в такой критический для него момент.

Словно со стороны Петр увидел, как санитары с плохо скрытой брезгливостью укладывают его беспомощное тело на носилки, прикрывают несвежей, уже испачканной где-то простыней — воображение дописывало ужасную картину все новыми сочными мазками — и везут в морг. А толпа жильцов еще долго будет толпиться у подъезда, перемывая ему косточки, высказывая самые невероятные, бредовые предположения относительно его безвременной, бесславной кончины.

Нет, очень не хотелось Калачникову умирать, а тем более здесь, на лестнице, да еще и в светлых брюках. Глупо было бы и звать кого-то на помощь, тогда уж точно о его проблемах со здоровьем узнает вся страна, — ведь дом был непростой, в нем проживало немало артистов, музыкантов, чиновников от искусства. От них новость распространится по городу за один вечер. Да что там за вечер — всего за час-полтора.

Внезапно ему пришла спасительная мысль. Она была неожиданной и немного неловкой, но Петр сразу же почувствовал облегчение, так как ничто не угнетает так человека, как безвыходные ситуации, невозможность получить помощь.

Превозмогая боль, Калачников достал из кармана пиджака сотовый телефон. В его электронной памяти должен был сохраниться номер Марины Волкогоновой. Едва попадая трясущимися руками на маленькие кнопки, Петр нашел то, что ему было нужно, и без раздумий послал вызов.

Так же, как и в прошлый раз, гудки в трубке продолжались бесконечно долго — не меньше минуты уж точно. Калачников даже решил, что ему не ответят, но наконец он услышал щелчок и озабоченное:

— Алло?

— Это Калачников, — выдохнул он с облегчением и заметной радостью.

В трубке воцарилось молчание. Волкогонова словно не верила своим ушам или заподозрила какой-то подвох. Петру пришлось взять инициативу в свои руки:

— У меня проблемы. Опять появилась та самая проклятая боль в груди.

Теперь пауза оказалась покороче.

— А почему вы звоните именно мне? — сухо поинтересовалась Марина. — Я сегодня не работаю, не мое дежурство. Обращайтесь в «неотложку».

— Вы что, издеваетесь?! — разозлился Калачников. — В воскресенье в ресторане я потратил битых два часа, чтобы объяснить вам, почему о моих проблемах со здоровьем никто не должен знать, а вы отправляете меня в «Скорую помощь»!

Немедленно последовало язвительное:

— Представляю, насколько драгоценны эти ваши два часа. Ну уж извините меня за бестолковость.

В прошлый раз он, конечно, обидел ее, и, возможно, ему стоило бы извиниться. К тому же Калачников по своему опыту знал: чем красивее сучка, тем она стервознее, злопамятнее, тем более тонкого требует подхода. Но в данном случае он обращался к ней не как к женщине, а как к врачу.

— Послушайте, сейчас не время пикироваться, — с досадой пробормотал Калачников. — Я с трудом ворочаю языком. Вы должны мне помочь.

— Ничего я вам не должна, — уже неуверенно огрызнулась Марина.

— Если я умру здесь, на лестнице…

— Где-где?!

— …на грязной, заплеванной лестнице, моя смерть будет на вашей совести!

— На какой это вы лестнице? — еще раз переспросила она.

Последний вопрос прозвучал совсем жалобно и означал полную и безоговорочную капитуляцию. Калачников тут же назвал адрес и добавил:

— Но лежать мне здесь нельзя. Кто-нибудь увидит — поднимет шум. Я сейчас все равно спущусь вниз, к машине. Вы знаете мой белый «мерседес», я буду там.

Не дожидаясь реакции с противоположной стороны, Калачников отключил телефон и спрятал его в карман. Собравшись с силами, он встал. Разноцветные круги уже не застилали ему глаза, но боль в груди еще осталась. Цепляясь обеими руками за перила, Петр спустился вниз.

Забравшись в свой «мерс», Калачников обнаружил там Нину. Он уже забыл о существовании этой девушки.

— Ну что, поздравили свою актрису? — кокетливо поинтересовалась она.

Калачникову было не до церемоний.

— Проваливай! — рявкнул он.

— Что?!

— Проваливай!!

Очевидно, в его интонации было что-то особенное, Нина мгновенно испарилась, забыв свои тоненькие сигаретки на передней панели.

Ждать Калачникову пришлось не больше двадцати минут. Даже для «скорой помощи», учитывая московские расстояния и пробки на дорогах, такой результат можно было бы считать вполне нормальным, ну а для Волкогоновой, добиравшейся на обычном таксомоторе, без использования сирены и мигалки на крыше, он был просто отличным.

Максимально откинув водительское кресло — слава Богу в «мерседесе» все регулировалось с помощью кнопок, и никаких физических усилий прилагать не надо было, — Калачников почти лежал за рулем, но в зеркальце над ветровым стеклом ему было видно, как сзади подъехала желтая «Волга» и из нее выскочила Марина. Она была в джинсах и ветровке, а в правой руке держала большую коричневую кожаную сумку, вполне пригодную для похода на рынок.

Калачникову вдруг пришло в голову, что все женщины, даже самые красивые и стройные, в моменты крайней озабоченности становятся похожими на куриц, защищающих цыплят от опасности, — в их движениях появляется та же птичья суетливость, потешность. В следующее мгновение Петр устыдился своих фривольных мыслей, ведь Волкогонова сломя голову примчалась, чтобы помочь именно ему, и, дабы загладить свою вину, он с нарочитой благодарностью подумал: «Все-таки у нее не только большие сиськи, но и большое сердце».

Марина быстро подошла к водительской двери «мерседеса», она явно была готова к самому худшему, но, увидев в приоткрытое окно, что Калачников в сознании и даже улыбается, обошла машину и села рядом с ним.

— Спасибо, что приехали, — сказал он.

Она демонстративно пропустила его слова мимо ушей и сразу перешла к главному:

— Как вы себя чувствуете?

— Теперь уже значительно лучше… Боль в груди немного унялась.

— Но еще осталась?! — насторожилась Волкогонова.

— Да.

— Понятно… — пробурчала она себе под нос и полезла в свою необъятную сумку.

Оттуда Марина извлекла аптечку, а из аптечки — одноразовый шприц, ампулу, вату и флакон со спиртом. Ловко отломив у ампулы горлышко, она заправила шприц и приготовила ватку, намоченную спиртом. Во время этих манипуляций Волкогонова заметила сигареты, забытые Ниной на передней панели.