Гиперборейская чума - Михаил Успенский

Он положил трубку. Обвел всех глазами.

– Я, конечно, могу показаться смешным, – сказал он, – но Митрофанов потерял свой «Ролекс». А я зачем-то потребовал крепкого чаю. Вам не кажется, что это судьба?

– Ну, как решим: выдаем Ираиду за старого большевика или пустим меж себя? – вернулся к забытой проблеме Коломиец.

– Утром разберемся, – сказал Крис. – Это требует мозговых размышлений. В отличие от текущих дел, которые лучше думать ногами.

– Где он живет, ваш колдун? – Коломиец тяжело поднялся, с сожалением ставя на стол второй недопитый стакан.

– В Мневниках, – сказал доктор. – Я дорогу знаю, покажу.

Колдун Митрофанов занимал семикомнатную двухуровневую квартиру в каком-то совершенно рядовом обшарпанном доме. Все окна его квартиры были забраны фигурной ковки решетками с семилучевыми звездами в центре и стилизованными залманами в углах.

Если бы не слава лютого бабника («Избавляю от бесплодия по фотографии!»), Митрофанов сошел бы за евнуха: у него был скошенный подбородок, круглое доброе лицо и высокий вкрадчивый голос. Халат был соответствующий, войлочно-зеленый, с золотыми кистями и золотым орнаментом по обшлагам и полам; в таком халате его пропустили бы в любой гарем Абу-Даби… и напрасно, ох, напрасно…

От прочих российских колдунов Митрофанов выгодно отличался биографией. До семьдесят девятого года он был вторым секретарем Пензенского обкома, но после отравления грибами и неоднократной клинической смерти осознал высшие истины, закопал в лесу партбилет и начал прорицать и врачевать. Руку он набивал на бывших товарищах по партии, поэтому даже в советские времена милиция его не трогала…

– О-о, целая делегация! – воскликнул он, встречая гостей. – И юная красавица с вами! Позвольте представиться: Иннокентий. Для друзей Кен. Наверное, вам уже сказали, что я колдун?

– Сказали, – кивнула Ираида, – как без этого?.. Я – Ираида. Для друзей.

– А живых врагов у нее нет, – сказал доктор.

– Вообще-то я колдунов видела… – протянула Ираида с сомнением.

– Где? – живо заинтересовался Митрофанов.

– Гусары, молчать! – торопливо сказал доктор.

– И правда, помолчите-ка, – нагрубил всем Крис, обвязал лоб хайратником и медленно двинулся по комнатам.

Все послушно сидели и ждали, и даже Митрофанов стал робок и тих.

– Иннокентий Михайлович! – донеслось вдруг из дальней комнаты. – Расскажите-ка анекдот!

– Какой? – с готовностью подскочил Митрофанов.

– А какой в голову придет.

– Ну… так сразу и не вспомнишь… Про колдунов или так?

– Все равно.

– Э-э… А как быть с дамой?

– Вы рассказывайте, и все. С дамой потом разберемся.

– Понял. Значит, так. Подарил грузин сыну к совершеннолетию пистолет – золотой «магнум». Через неделю спрашивает: «Гиви, ты ухаживаешь за своим оружием?» Гиви отвечает: «Он мне надоел! Я его у Дато на «Ролекс» сменял». – «Ты дурак, Гиви. Однажды ночью к тебе в дом придет человек и скажет: «Я твоего папу мотал, я твою маму мотал, я тебя самого мотать буду!» И что ты ему ответишь? Полвторого?»

– Ага! Эпическая сила! Часы лежат на книжной полке – там где-то рядом то ли романы о Бонде, то ли видеокассеты. Вы совали руку в какую-то глубокую дыру…

– Уп!.. – втянул воздух Митрофанов. Он торопливо побежал куда-то в прихожую, зашлепал вверх по лестнице и через две минуты вернулся сияющий, застегивая на запястье золотой браслет.

– Может, еще чего поискать? – хмуро предложил Крис, окидывая взглядом перенасыщенное предметами жилище колдуна. – Телевизор не пропадал?

– А, – махнул рукой Митрофанов, – плевать. Разве что юность моя пропала… – и подмигнул Ираиде. – Что я вам должен?

– Попробуем по бартеру, – сказал Крис. – Вы энергетическим вампиризмом одно время занимались?

– Давно это было, – вздохнул Митрофанов. – Но способность эту я по болезни утратил и потому-то и из партии ихней вышел. Какой прок?..

– Я в другом смысле. Вы же потом защиту людям ставили…

– Ну да, конечно. Вам тоже надо? – Пока не знаю. Но у вас ведь наверняка все эти случаи должны быть задокументированы?

– Разумеется. С восемьдесят третьего года и до… так, дай бог памяти… последний пациент был у меня восемь дней назад. В картотеке имеется две тысячи двести сорок одна карточка! – Он улыбнулся сдержанно, но гордо.

– И места… как бы это сказать… нападения – там тоже отмечены?

– Ну, а как же! Место, время, обстоятельства…

– А бывает так, чтобы… э-э… жертва имела место, а злодей – нет?

– В трех четвертях случаев. Умелый вампир, как правило, умеет внушить донору что угодно. Проще всего – невидимость и неощутимость. Только новички прокалываются. А серьезный вампир, допустим, вообще садится себе в самолет и летит куда-нибудь до Хабаровска. Потом обратно. За два конца он насосется, как удав, на полгода вперед. А пассажиры дня через три всяко-разно оклемаются…

– Так вот что такое «джет-шок»! – воскликнул доктор.

– Именно! – поднял палец Митрофанов. – Ведь экипажу-то за железной дверью ни черта не делается! Предлагали мы «Аэрофлоту» наши посты на билетном контроле ставить – не разрешили: статьи, говорят, такой нет. Сами, наверное, из этих ребят…

– Иннокентий Михайлович, – сказал Крис, – нам очень – очень! – нужно нанести эти все случаи на карту. Если мы доктора вам оставим, вы не станете возражать?

– Лучше бы девушку, – сказал Митрофанов.

– Нельзя, – сказал Крис. – Она у нас стажерка, а на стажерках многие горят, как мотыльки. Нам бы не хотелось вас потерять. Значит, так: братца моего мы злорадно разбудим ранним утром…

Всю следующую неделю мы занимались черт знает чем. Но – очень упорно. Стоит ли говорить, что карта подтвердила наши предположения, но более не дала ничего. Да, теперь мы точно знали: в тех местах, где происходили таинственные умертвия (язык уже не поворачивался назвать их «ритуальными»), некоторое время люди и звери вели себя странно и ощущали что-то необычное. В первую очередь, конечно, усталость, измотанность, бессилие, безысходность – иногда такую черную, что дело доходило до попыток самоубийства. Очень часто в это же время и там же отмечались небольшие пожары: напился, уснул с сигаретой… Спустя некоторое время людям начинали сниться яркие и сумбурные сны, которые въедливый Митрофанов пытался описывать. Я сам приходил в отчаяние: мне казалось, что жизнь моя прошла напрасно, что я бездарь, а мой друг жулик, что мы обречены на унизительную капитуляцию… и лишь большим усилием воли удавалось напомнить себе, что и мой организм соприкоснулся с тем «вампиром»… Идиотизм.

Полный и окончательный идиотизм.