Гиперборейская чума - Михаил Успенский

– Сворачивай!!!

Не свернула…

Река оборвалась водопадом. Ираида вцепилась в медный поручень. В невозможной низи дрожала темная радуга. Автобус чуть покачивался вперед-назад, как задетые ветром качели. Мимо прошел тощий негр с несчастным лицом, оглянулся. Взгляд его был полон укора. Потом он шагнул из двери. Еще несколько минут был виден падающий крестик: раскинувший руки человек, не умеющий летать. Теперь я, подумала Ираида спокойно. Просто очень холодно, а так – даже и не страшно.

Почему так холодно?

Сквозняк… Со стороны водителя дверь тоже была распахнута, и в кабину, как в баню, врывался морозный пар. Что ж ты наделала, мамка… Ираида, стараясь двигаться осторожно, села на остывшее сиденье, положила руки на руль. Он был такой холодный, что кожу прихватывало. Потом она дотянулась до ключа зажигания, повернула его. Мотор заклекотал, задергался, забился. Вдруг – выровнялся. Изо всех сил откинувшись назад, Ираида выжала сцепление и включила задний ход. Плавно-плавно стала отпускать сцепление. Что-то забарахталось под колесами. Ну же! По миллиметру автобус начал отползать от края водопада. Вода бурлила вокруг. Льдинки стучали в борта.

Ираида уже отъехала от опасного места, уже можно было разворачиваться и двигаться дальше, как вдруг показалась Льдина!

Зеленый, синий, глубокий фиолетовый, черный – все цвета льда.

Она надвигалась не быстро, но занимала собой всю ширину реки, все русло – она была ледовый поток и смерть.

Ираида выбралась наружу. Вода едва доходила до колен, но густотой напоминала мед, притом мед, полный острейших игл. Ираида стояла и смотрела, как наползает ледник. Ничего нельзя было сделать, ничего…

Вдруг все взволновалось справа – будто она смотрела на мир сквозь прозрачный холодец, и этот холодец затрясся. Потом как бы из ничего возникли две очень белые руки, вцепились в ее плечи и встряхнули, и встряхнули снова. Все вокруг внезапно расплылось и потекло вниз грязными струями; лицо Ираиды вдруг оказалось над поверхностью мира, здесь не было воздуха, но были яркие летящие звезды, туманные облака – и темное лицо, состоящее из мрака, летящих звезд и туманных облаков…

Потом она распахнула глаза. Здесь тоже было лицо, то же самое лицо, только наоборот – светлое, почти бледное, страшное, знакомое. Проснись, проснись!.. – звуки долетали издали, теряя по дороге что-то важное. И все же они достигали сознания, и Ираида сумела ухватиться за реальность и вывернуть себя из дикого сна. Она села. Крис выдохнул облегченно.

– Ну, старуха… крепка же ты спать!

– Я кри… – язык был шершав и тверд. Ираида попыталась сглотнуть. – Кричала?

– Было немного. – Крис кивнул очень серьезно, и Ираида была ему благодарна за это: сейчас малейшая усмешка могла бы погубить все. – Но это не важно. Хорошо, что ты наконец проснулась.

– Который час? – спросила Ираида. – Уже Рязань?

– Рязань… – сказал он странно. – Ты правда ничего не помнишь?

– А что я должна помнить?

– Ну… хоть что-то. Мы ведь обратно едем.

Ираида приникла к стеклу, будто за окном могла быть подсказка. Но там была просто темнота – за толстым холодным стеклом.

– Я… я правда… – у нее перехватило горло. – Да что же это?..

– Хотя показала ты себя отменно, – сказал Крис. – Правда, Женя?

Подошедший Коломиец кивнул. Он выглядел усталым и озабоченным.

– Не журись, племяшка, – прогудел он. – Ну, с такими уж гадами мы схватились… Вырвусь в Чижму – поставлю твоему барону лучшего коньяку ящик. Так выучить – это надо талант иметь, большой талант…

– Что, я правда что-то?.. – Ираида вдруг поняла, что давно ощущает мозжащую боль в костяшках пальцев. Она посмотрела на свои руки. Они были толсто забинтованы. – Ого!

– Шкуру сняла, – пояснил Коломиец. – Но такого и я бы не смог. Они там охренели, как увидели…

– Что я сделала? – спросила Ираида, холодея.

– Сараюшку эту ихнюю разнесла – голыми руками. Любо-дорого. Неужели не помнишь?

Ираида покачала головой.

– Евгений Феодосьич! – позвал вдруг водитель. Голос его был напряжен. – Тут что-то не то… бредь какая-то…

Коломиец, пыхтя, просунулся к нему. Крис тыльной стороной пальцев коснулся Ираидиного лба.

– Ты не волнуйся, – сказал он. – Постепенно вспомнишь. Еще и не такое люди забывают…

– Крис, подь сюда, – сказал Коломиец, не оборачиваясь. – Узнаешь местность?

– Истра, – удивленно и встревоженно сказал Крис. – Вова, как тебя сюда занесло?

– Да ей-же-богу, Кристофор Мартович, что я, дорог не знаю?.. Не понимаю, как сюда заехал. Не бывает такого. Да и по спидометру, сами гляньте, ну, никак мы в Истру попасть не могли! Это что-то…

– Без паники на борту, – приказал Коломиец. – Притормози-ка вон там… Вон, где кривое дерево.

Автобус, тяжело хрустя щебнем обочины, остановился.

Только-только начинались утренние сумерки. Нежный тонковолокнистый туман переплывал шоссе, заполнял собой промежутки между домами и деревьями, делая пейзаж похожим на свежие декорации для фильма ужасов. Всему этому еще предстояло развалиться и сгореть – то ли под ударами теплового луча марсиан, то ли от лавы и огня проснувшегося в Подмосковье вулкана…

– В лесу – леший, – серьезно сказал Крис. – А на дорогах кто? Трактовый?

– Наверное. – Водитель был совершенно потерян. – Никогда со мной такого не было…

– Все когда-то случается впервые… А что, Женя, не зря нас трактовый сюда вывел? Глянь-ка – вроде тот самый дом… Ираида, как твое мнение?

Ираида всмотрелась.

– Да, – сказала она глухо. – Тот самый…

– А именно на этом месте стоял тогда автобус, – продолжал Крис. – Люди некоторое время мялись около автобуса, потом их позвали к дому. В дом. Там уже все было готово. Ну, что? Пойдем, посмотрим?

– Таких совпадений не бывает, – сказал Коломиец.

– А кто говорит про совпадения? – удивился Крис.

Они вышли втроем. Потом Коломиец движением пальца призвал еще двоих – Костю и Наталью… я помню их имена, подумала Ираида почти панически, значит, я действительно где-то была, что-то ломала, это не сон… Было почти холодно – раннелетний ночной холод с намеком на солнечное дневное тепло – и сыро. Пахло как-то с намеком на подземелье и плесень…

Недостроенный соседний дом стал похож на древние развалины. Крапива – молоденькая, крепкая – росла повсюду, даже на стенах. Светлый кирпич местами щербился.

В старом доме уже не было ни дверей, ни оконных переплетов. И весь он будто бы скособочился и сделался совершенно черный. Запах плесени и гнили просто истекал из него.

Коломиец достал свой фонарь, включил. За свет можно было держаться.