Гиперборейская чума - Михаил Успенский

Наутро пришли два бича и предложили купить «большой поповский крест – на пузе носить». Что Крис и сделал, добавив к четырем бутылкам водки две банки рыбных консервов.

– Верно заметил классик: сами придут и сами дадут, – Крис не скрывал удовлетворения. – А теперь пойдем пожмем руку дающую…

Крови похитителя попы вовсе не жаждали, голова их тоже не интересовала. А вот подружиться мы как-то подружились. Отец Сильвестр и определил нам постоянную, на много лет вперед, работу: разыскивать и возвращать в лоно семьи молодых людей, смущенных различными лжепророками и лжехристами. В сущности, он поймал нас на «слабо»…

С первой и третьей стадиями процесса мы справлялись сравнительно успешно. Крис по наитию определял место нахождения искомого дурачка, я – потом – приводил его во вменяемое состояние. Но со второй стадией – собственно изъятием из секты – у нас вскоре возникли проблемы. Охрана там была что надо…

И отец Сильвестр познакомил нас со своим бывшим сослуживцем Евгением Феодосьевичем.

С тех пор наши дела пошли веселее. На любое дело нас сопровождали двое «тимуровцев», которые никого не били, не угрожали и даже не повышали голос – но «врази расточались яко туман ползучий». У нас была твердая такса: с тех, кто нам нравился, мы не брали ничего или почти ничего; зато на детках блатоты, банкиров, продюсеров и визажистов сильно поправляли кассу.

В какой-то момент я поймал себя на том, что перестал подбивать уголки на одеяле. Это было началом моего падения. Необязательность, расхлябанность, инертность вскоре стали обязательными составляющими моего нынешнего образа жизни…

Ну и козел же в погонах я был раньше!

Впрочем, и Крис когда-то был суворовцем! Узнал я это потом, когда отмечали годовщину ихнего суворовского выпуска. Собралось народу немного, человек двадцать, зато охват был большой: глава ооновской комиссии, солист Мариинки (драматический тенор), водопроводчик, хозяин города Тюмени, автор памятника Фанни Каплан, секретный космонавт, рыбак с Дальнего Востока, начальник Иерусалимской полиции… А о дамах, которые украшали собой это сборище, я вообще промолчу, потому что никто не поверит.

Криса они держали за большого музыканта и возмущались, чего это он не выступает, когда теперь все можно. Только один-единственный раз сыграл у Курехина в «Поп-механике», произвел фурор – и что? Крис только отругивался: пусть вам Вишняускас играет…

Чего-то они, видно, с этим Вишняускасом не поделили.

Ликование по поводу выпуска началось почти официально, но вскоре преобразилось в сон упоительный, магометанский рай; я уж и думать забыл, что такое возможно в действительности…

Короче, старички дали дрозда по-суворовски: не числом, а умением.

И убедился я, что именно предыдущее поколение, поколение пятидесятилетних, за короткий период хрущевского послабления сумело хватить и, главное, усвоить столько свободы, сколько нам и не снилось, а нынешним – так просто не нужно…

Но это я отвлекся.

События, которые перевернули всю нашу жизнь, начались достаточно тривиально: часа в четыре утра раздался звонок, а чуть попозже заявился и сам клиент. Был он давним Крисовым приятелем, комсомольским начальником среднего звена, и я помню, как он слезно просил Криса разыскать печать, пропавшую во время очередной комсомольской «случки». Теперь он гордо носил форменное новорусское пальто и кличку Скачок. Физиономия его, вопреки науке анатомии, увеличилась раза в два, причем прежнее задорное личико странным образом сохранилось, будучи вписанным в сизо-багровые мясистые ягодицы. И вот по этим ягодицам текли самые неподдельные слезы.

– Крис, Крисюха… Ванька, блин… вы Коростыля помните? Ну, картины его – и у меня висят, и в этом… нефтеперегонном, как его?.. Центре Помпиду, и в галерее Гугенхейма…

– Помним, – ответил Крис за нас обоих.

– Опять, дурачок, сбежал из психушки. Позавчера еще сбежал, а хватились только утром вчерашним, козлы, за что я им платил, не знаю, а мне только вечером позвонить решились – не гостит ли такой у вас… он уже, считай, сутки как мертвый, а они звонят, представляешь? Он же всегда ко мне прибегал, а сейчас вот – не дошел. Он же доверчивый был, Серега… Замочили его по дороге какие-то уроды. И не просто замочили… а с выдумкой…

– Рассказывай, – потребовал Крис, и Скачок, давясь слезами, стал рассказывать.

С Сергеем Коростылевым они были друзья с детства, вместе лазили по чердакам и подвалам, вместе когда-то попробовали портвейн и сигареты. Уже в средних классах Серега рисовал лучше всех – и тогда же появились в нем первые признаки безумия. И то, и другое прогрессировало со страшной силой… Скачков же, пойдя сперва по комсомольской линии, а потом естественным образом перетекши в большую коммерцию, продолжал присматривать за другом – и по простой душевной склонности, и из корысти (картины Коростылева дорожали просто-таки катастрофически), и полагая не без оснований, что за деяние сие на Страшном Суде часть грехов ему спишут. И вот теперь – Серега погиб страшной смертью. Какие-то нелюди затащили его в выселенный дом в Истре, раздели, подвесили за ноги и ножом просто исполосовали. Серега истек кровью. Как сообщили Скачку знакомые менты, такого рода убийства по Москве и области случаются где-то раз в два-три месяца в течение уже лет пяти, если не больше, но резонанса не имеют, так как погибают в основном бичи и беженцы, и еще ни разу напасть на след убийц не удалось. Дела эти на ментовском жаргоне назывались «висяк в квадрате». Предполагали, что это справляют обряды какие-то доморощенные сатанисты…

– Крис, ты пойми, я не прокурор, мне доказательства не нужны. Ты мне их только найди, гадов этих, сатанюг долбаных, ты мне на них только пальцем укажи… Ты же в эти секты входишь, как на танке! Они же боятся тебя все! Ты же про них все знаешь! Денег не жалей, понял? Я за Серегу… я им потом сам глотки перегрызу. Менты, может, найдут кого для отмазки, чтобы народ не шумел, – а мне нужны настоящие. А если менты и настоящих поднимут – то сделай так, чтобы ты нашел раньше! Понял, Крис? Скажи, понял?

– Понял. Но ты же знаешь, что нам по уголовке работать запрещено?

– А что в этой стране вообще разрешено? Ты тут сам запрещен. И я тут запрещен. И Серегу вот запретили…

Короче, мы взялись за это дело.

Работа была в разгаре. Крис курил, лежа на козетке, и ловил носом выпущенный изо рта дым. Я прикладывался к пузатой бутылочке «Хенесси».

– Кристофор Мартович, не забудьте: на четырнадцать часов запланирована встреча с товарищем Коломийцем, – оторвавшись от монитора, сказала старуха Хасановна, которую мы иногда между собой называли Халхинголовной. – По поводу приема нового сотрудника.

– Секретарши, что ли? – рассеянно сказал Крис. – Так у нас уже есть секретарша.

– Было сказано: «оперативного сотрудника»…

– Забавно, – откликнулся Крис. – Иван, ты никого не заказывал?

– Не помню, – сказал я. – Вроде бы был какой-то разговор…