Братство выживших - Андрей Троицкий

– Тогда мне было не до этого. Я была слишком взволнованна, оскорблена в лучших чувствах. А сегодня увидела объявление в газете и подумала: этот человек опасен. Встретиться с вами – мой долг.

– Тимонин не поделился своими планами? Не сообщал, что он собирается делать в ближайшее время? Возможно, он называл города или населенные пункты, куда хочет отправиться.

Курляева наморщила лоб и долго смотрела в окно.

– Нет, не припоминаю.

– Значит, Тимонин провел ночь в вашей постели?

– Именно провел, то есть проспал, – подтвердила Курляева. – Накануне он сказал, что не сможет играть на скрипке. И сдержал свое обещание. Понимаете, о чем я говорю? Он был мертвецки пьян. Но тем не менее разговаривал во сне, не дал мне глаз сомкнуть.

– И о чем же он во сне разговаривал? Возможно, называл какие-то имена?

– Только сейчас вспомнила, он упоминал какого-то дядю Колю. И раз пять обещал ему, что все будет пучком. И еще… Он говорил, что Черниховка не место для приличного человека.

– Черниховка? Вы не ошиблись?

– На провалы в памяти не жалуюсь, – поджала губы Курляева. – Я в торговле работаю, и вся бухгалтерия у меня вот тут, в голове. Память – дай бог всякому.

Девяткин проводил даму до выхода из гостиницы, вернулся в номер. Боков сидел в уголке и курил. Девяткин вытянул из пачки сигарету, сел рядом с молодым помощником.

– Ты слышал когда-нибудь о дяде Коле? Или о Черниховке?

– Первый раз слышу.

– Немедленно обследуй все здешние киоски, достанешь подробную карту района и области. Плюс карты прилегающих областей. Что-то мне подсказывает: эта Черниховка – не пустой звук. И в Сергиев Посад Тимонин приехал неспроста.

Боков поднялся с видимой неохотой. Но ходить далеко не пришлось: все карты имелись в продаже в ближайшем книжном магазине.

Казакевич не мог сидеть без дела. Не осталось и толики терпения, чтобы просто ждать вестей от Бокова. И вообще наивно рассчитывать, что мент Девяткин на блюдечке принесет адрес, по которому скрывается Тимонин. Надо действовать самостоятельно, а не надеяться на подачки судьбы.

Казакевич заперся в кабинете, положил перед собой чистый лист бумаги и попытался составить список людей, у которых мог отсиживаться Тимонин. Ничего из этой затеи не получилось. Страницу украсило лишь одно имя: Ада Михайловна Яхонтова. С этой женщиной у Тимонина был бурный романчик. Где-то год назад любовники расстались. Когда за рюмкой водки Казакевич спросил Тимонина о причинах разрыва, тот ушел от ответа, лишь тень на плетень навел.

Но после разрыва с Яхонтовой Тимонин, кажется, не завел новую интрижку на стороне. Казакевич, менявший женщин часто, даже слишком часто, не понимал такого странного аскетичного поведения. Зачем зарабатывать деньги, если не умеешь их тратить? Даже любовницу приличную не имеешь, не говоря уж об остальном…

И вот теперь имя Ады Михайловны всплыло в памяти.

Казакевич не стал строить хитроумных планов. Он предпочитал действовать просто и прямолинейно. Год назад Яхонтова работала в какой-то фирме, брала переводы технической литературы на дом. Скорее всего она и сейчас, обложившись словарями, сидит за столом. Полистав телефонную книжку, Казакевич набрал нужный номер. Когда Яхонтова взяла трубку, он представился, сказал, что есть очень важный и совершенно неотложный разговор. Кажется, женщина была заинтригована.

– Что ж, приезжайте, – сказала она. – Адрес не забыли?

– Как можно забыть ваш адрес? – расплылся в улыбке Казакевич.

Через пару часов он оказался в районе Чистых прудов. Купив большой букет белых гвоздик, поднялся на последний этаж дома старой постройки, позвонил в дверь. Яхонтова провела Казакевича в большую комнату, усадила в кресло и поставила перед гостем чашку кофе и вазочку с пирожными.

– Так что случилось?

– Леня пропал, – вздохнул Казакевич. – Вышел из машины, сказал, что вернется через пять минут. Но не возвращается уже вторую неделю. Я с ног сбился. Подумал, может, вы что-то знаете. Может, он звонил?

Яхонтова не смотрела в глаза собеседнику. У этой женщины вообще какой-то странный ускользающий взгляд. Будто она врет даже тогда, когда говорит правду.

– Последний раз Леня звонил мне накануне Нового года, – наконец ответила она. – Поздравлял. Хотел заехать с подарком. Но я решила: раз все кончено, значит, кончено. Тогда у меня появился другой мужчина. Но подарок он все-таки прислал. – Яхонтова подняла палец и показала на люстру.

– Значит, он не звонил? – повторил вопрос Казакевич.

Ада Михайловна отрицательно покачала головой, потом поднялась с кресла и встала у обеденного стола, сплетя руки на груди.

– Леня никак не мог решиться на важный шаг, не мог расстаться со своей Ириной. Что ж, я его за это не осуждаю. Это его решение. А я уже ничего не ждала.

Врет, решил Казакевич, определенно врет. По глазам заметно, по этому взгляду, раскосому, блуждающему по углам комнаты, по стенам, по потолку. Или не врет?

Он одним глотком выпил кофе, встал с кресла и, подойдя к женщине, взял ее за плечи, как добрый утешитель, как друг. Иначе этот жест не истолкуешь. И вдруг, коротко размахнувшись, ударил Яхонтову кулаком в лицо. Когда та отлетела в угол комнаты, прошел в прихожую, впустил в квартиру ждавших на лестнице трех азербайджанцев и показал пальцем на лежавшую в углу комнаты женщину:

– Начинайте.

Вперед выступил бригадир Валиев. Он встал на колени перед Яхонтовой, стянул с нее джинсы и трусы. Помощники сорвали темную майку и бюстгальтер. Затем веревками привязали руки к батарее отопления, а щиколотку левой ноги к серванту.

Яхонтова пришла в себя и закричала. Она пыталась отбиться от мужчин одной свободной ногой. Азербайджанцы только смеялись. Валиев сходил на кухню и принес длинный провод от электрического чайника. Усевшись на диван, он удалил обмотку с конца провода, надел прорезиненные перчатки, закрывающие предплечья по самые локти, встал на колени, вставил штепсель в розетку и скомандовал:

– Раздвигай ей ноги!

Казакевич сидел в кресле и задавал вопросы. Яхонтова скрипела зубами, до крови кусала губы и извергала потоки ругательств.

– Ублюдки, твари! Не трогайте меня… Господи… Господи, что вы делаете, твари? Ублюдки…

Казакевич не боялся шума и криков. Проверено, что соседи в отъезде. Дом старой постройки, с толстыми стенами и межэтажными перекрытиями. Тут хоть спевку хора имени Пятницкого устраивай, вряд ли кто услышит. Разумеется, он предпочел бы не смотреть на истязание женщины, ведь не садист же и не поганый извращенец, вовсе не ловит кайф от таких зрелищ. Встав в дверях комнаты и вздохнув полной грудью, Казакевич выкрикнул:

– Все, хватит! Кончайте с ней.

Один из помощников выдернул вилку из розетки. Просунув оголенные провода глубоко в горло женщины, он обмотал нижнюю челюсть клейкой лентой, затем снова сунул штепсель в розетку. Запахло паленым мясом. Тело изогнулось в дугу, вытянулось во всю длину, снова изогнулось и мелко задергалось.