Туристка - Мария Литошко

В гостевой комнате оказалось всё необходимое, в том числе и ванная. Теперь появилась возможность привести себя в порядок.

Да, здесь было красиво: высокие расписные потолки, на стенах — золотая мозаика, на полу — удивительный, переливающийся перламутровым блеском большой шёлковый ковёр, который менял свой рисунок в зависимости от того, с какой стороны на него падает свет. Я обошла и осмотрела это удивительное творение: с одной стороны ковёр был нежно-розовым, но стоило посмотреть с другой, как он преображался в совершенно иные — изумрудно-синие тона. Мне было известно — сколько стоит такое чудо, сотворённое руками женщин. Проведя рукой по дивану, покрытому золотой парчой, поняла, что это очень богатый дом.

Я уже смирилась с голодом, как вдруг услышала движение по обратную сторону двери. В комнату вошла та же женщина — его мать — с подносом в руках. Долгожданный ужин! На тарелке лежали баранина и кус-кус. Женщина не стала смущать меня своим присутствием. Она вышла, а через полчаса вернулась, чтобы дать мне одежду, графин с водой и ещё одно полотенце.

Мысли о голоде исчезли. Теперь можно было думать совершенно о другом. Мой взгляд приковало окно — единственная незапертая дверь. Как жаль, что я не птица! Каким счастьем было бы открыть его, взмыть повыше в небо и улететь подальше отсюда — домой!

Выглянула в окно. Внизу всё было усажено кустами роз: пышные и благородные, они раскинулись вдоль стены дома, не оставив под окнами ни единого свободного места. Представив их нещадно острые шипы, поняла, что спуститься вниз не получится. Теперь стало ясно — почему меня поселили именно в эту комнату: дверь заперта, а из окна не выбраться. В состоянии отчаяния я упала на постель и незаметно уснула.

Ночь забрала с собой все страхи. Она позволила ненадолго забыть обо всём случившемся. Сны унесли меня обратно в Минск — на родные улицы, в мой дом… Всё было таким настоящим, что, кажется, даже почувствовала запах своей любимой родины. Проснуться сейчас там оказалось бы чудом! Но, увы… Вчерашний кошмар не был сном, а сегодняшний сон не стал реальностью. Я открыла глаза, вспомнив о своей новой участи.

Зеркало никогда не лжёт. Посмотрела на себя и увидела: сон меня не исцелил. На лице всё ещё отражался пережитый ужас. Умывшись, стала рассматривать одежду, оставленную для меня вчера вечером. Длинное платье изумрудного цвета с рукавами и закрытым декольте подошло по размеру лучше остальных. Так как моя собственная одежда насквозь пропахла потом и мерзким запахом той машины, чистое платье меня порадовало.

Я медленно опустила дверную ручку: дверь оставалась заперта. Однако это маленькое движение стало кем-то замечено по обратную сторону: оказалось, около двери Рашид оставил одного из своих «сторожевых псов», и тот немедленно доложил хозяину о моём пробуждении. Я отошла от двери и снова присела на край кровати в ожидании появления кого-либо.

Рашид встретил меня молчанием. Он глядел на меня так же пристально, как тогда в торговом центре. Эти чёрные глаза ввергали меня в прежний трепет.

— Ты рано проснулась, — заговорил он.

— Солнце светило в окно слишком ярко.

— Платье моей сестры подходит тебе больше вчерашней одежды. Где твои вещи?

Я указала рукой на пол около ванной.

— Юсуф! — позвал он кого-то, и в комнату незамедлительно вошёл мужчина лет пятидесяти: сутуловатый, низкого роста и, как мне показалось, с очень несчастными глазами. Стоя рядом с хозяином, он опускал голову и подгибал колени.

Рашид указал ему на мою вчерашнюю одежду и что-то сказал на их языке: нетрудно было догадаться — что именно. Слуга поднял с пола вещи и, даже не взглянув на меня, быстро удалился.

— Отныне этот человек будет твоим слугой. Даже самый преданный пёс не будет так послушен, как Юсуф.

— Но какой от этого толк? Даже если мне что-то понадобится, я не смогу ему объяснить. Он ведь не знает английский, а я не знаю арабский.

И в этот самый миг меня посетила одна идея — женская хитрость и инстинкт самосохранения дали необходимые подсказки. Лишь две вещи сейчас были очевидны и ясны: первая — сбежать будет нелегко, и один только Бог мог знать, когда это случится и случится ли вообще; и вторая — надо играть новую роль как можно убедительнее, чтобы сохранить себе жизнь. Поэтому мне стало крайне необходимо понимать этих людей — каждое их слово.

— Научи меня говорить по-арабски. Я хочу знать ваш язык.

В его лице что-то переменилось, и взгляд стал более приятным, словно внезапный луч солнца осветил мрачное небо.

— Тогда начнём сегодня же! Видимо, сам Аллах устроил нам встречу. Да, я в тебе не ошибся!

Он попытался коснуться меня рукой, но я рефлекторно отстранилась.

— Не бойся, Елена! Всё будет, как того требует обычай. Мы постараемся соблюсти все традиции. Не прикоснусь к тебе до нашей свадьбы! Она состоится в начале августа. Я очень богат, поэтому к тебе будут относиться, как к королеве.

Всего-навсего красивое название для узницы. Королева, у которой даже нет права позвонить матери!

Слова, обещания… Он как будто хотел заставить меня забыть о тех безжалостных убийствах. Но даже, если бы Рашид дал мне опиум, дабы притупить память, запечатлённое смертью лицо Уилла всё равно не позволило бы мне забыть, что этот человек на самом деле — жестокий убийца, который может стать им снова при определённых обстоятельствах.

— Скоро тебе принесут завтрак. — Он поцеловал меня в лоб, словно сокровище, и я снова осталась наедине с собой и своими мыслями…

К счастью, я завтракала и обедала в одиночестве. Рашид объяснил, что мне нельзя выйти из комнаты, пока мы не поженимся. Всё это напоминало один из тех страшных снов, которые приходится смотреть до конца, так как проснуться невозможно.

Стоило только подумать о маме и сестре, как на глаза набегали слёзы. Сегодня они тоже не получат от меня сообщение… и завтра, и через неделю, если к тому времени я ещё буду жива. Сначала они решат, что у меня проблема с телефоном, потом начнут переживать, и у мамы начнётся паника. Даже находясь за сотни и тысячи километров от родных, могла представить их лица, почувствовать их переживания и тревогу. Осознание этого стало самым болезненным! Пожалуй, я не боялась за себя. Переживала за них! Ведь это самая большая мука — оставаться в неведении, теша себя надеждой, что опасения не подтвердятся. И эта участь досталась моей семье.

Заточение в комнате не должно было стать для меня вечным. Уже совсем скоро я выйду отсюда. Ради этого можно пойти на любую сделку с этим демоном — Рашидом. Он единственный, кто в этом доме знает английский. Ни к кому, кроме него, я не смогу обратиться. Крайне невыгодное положение: они будут говорить между собой, а мне не понять — о чём именно.

Каждый человек полагает, будто строит свою жизнь сам: планы, шаги, действия… Все мои планы рухнули, как карточный домик! Пришлось забыть о том, что я художник. Судьба заставила отложить кисть и поручила изучить арабский. Она решила проучить меня за мою же настырность, за нежелание видеть её знаки и предостережения. Теперь в полном одиночестве, тишине и смирении, вне суеты и спешки, оценивая данную ситуацию в осознании происходящего, я вспомнила: знаков было предостаточно! Бог не способен спуститься с небес, встать перед каждым, кто вот-вот готов совершить ошибку, и сказать: «Остановись! Откажись от этого! Там твоя гибель!» Но он не безразличен, как многим кажется. Он каждого пытается защитить и для этого посылает свои подсказки, чинит препятствия, и в этих знаках можно прочесть его предупреждение.