Куявия - Юрий Никитин

Зима запаздывала, ночами землю сковывал лед, но поднималосьсолнце, льдинки таяли, от земли шел пар, но однажды задул ветер с Севера, землястала неотличима от камня, хоть ставь ее вместо каменных стен, в роще свиньипопрятались в глубокие норы, за желудями выбегали ненадолго и тут же, торопливонабивши брюха, ныряли в свою преисподнюю.

Первое время он и Черныш пользовались запасами, чтодоставили Апоница и Шварн. Дважды Шварн приезжал с Чудином, молодым инеразговорчивым дракозником, оба раза привозили зерна, масла, сыра и хлеба.Однажды Иггельд перебрал все, посчитал, прикинул, и получилось, что с великимтрудом хватит до середины зимы. Потом, понятно, просто околеют от голода ихолода. Страшные даже летом горные тропы сейчас засыпал снег, выбратьсяневозможно, и к нему тоже никто не приедет, не накормит, не спасет.

Укутавшись так, что превратился в шар, он сказалстрого-настрого:

– Сиди и жди!.. В огонь не суйся!.. Помнишь, как он впрошлый раз тебя куснул?.. А ты ревел, слезы катились с орех размером? То-то!

Черныш с великой обидой в глазах смотрел ему вслед, но едваИггельд отодвинул первый камень и снял выделанную кабанью шкуру, дракончик виспуге прижался к земле от ворвавшегося холодного ветра. Иггельд протиснулся вщель, как можно более тщательно заделал вход, ветер ревел страшными голосами,дергал за одежду, старался сорвать плотно прихваченную ремешком шапку.

Едва он шагнул от заделанного входа, могучий порыв толкнул стакой силой, что Иггельд позорно покатился, как клубок шерсти. Его несколькораз ткнуло лицом в колючий хрустящий снег, а когда раскинул руки и ноги,стараясь зацепиться, его несло в таком положении, пока не ударился головой окамни, где тут же заклинило между валунами.

Он скорчился, укрываясь за камни, сгреб с лица налипшийснег, пугливо огляделся. Мир, и без того безжизненный, страшный и злой, сталжутким, мертвым, угрожающим. Земля вся усыпана снегом, но везде выглядываюткамни, снег не задерживается, струйками змеится по каменным плитам, слышношипение и сухой шелест, с которым крупные оледенелые снежинки трутся одна одругую.

Едва приподнялся, ветер ожег щеки, швырнул в глаза горстькрупнозернистого снега. Отвернувшись, Иггельд с тоской думал, что надо пройтицелых триста шагов, чтобы добраться до рощи. Сейчас даже ее продувает ветром,хотя и не сквозным, а как бы боковым, заодно, не зря свиньи выбегают ненадолго,торопливо роются в листьях, там под толстым слоем еще толще слой желудей, иснова прячутся, чтобы по весне уже нежиться там и валяться кверху копытцами…

Он перебегал вдоль стены, прячась не столько от кабанов,сколько от ветра. Наконец, добравшись до рощи, притаился, вытащил лук и сужасом понял, что от холода не сможет натянуть тетиву.

И все-таки в тот раз ему повезло, буквально сразу же довольнокрупный кабан вылез из норы, вскинул морду, нюхая воздух, и направился кближайшему дереву. Иггельд вытащил пальцы изо рта, где отогревал, сразу жеожгло холодом, но стрела довольно послушно легла на тетиву, начал оттягиватьее, пока не коснулся кончика уха.

Кабан всего в пятнадцати шагах, не промахнуться, стрелаударит точно, но и нора слишком близко… Иггельд задержал дыхание, оттянулстрелу еще чуть, сделал поправку на ветер, расцепил кончики пальцев. Вжикнуло,почти заглушенное свистом ветра, кабан подпрыгнул всеми четырьмя и, круторазвернувшись, ринулся в сторону норы. Стрела торчала из-под левой лопатки,погрузилась глубоко, но нора…

– Куда! – заорал Иггельд. – Там волки!

Это было нелепо кричать такое, но кабан то ли ошалел отнеожиданного крика, то ли еще чего, но пробежал мимо норы, там наконецсообразил, что сделал глупость, затормозил, круто развернулся и снова ринулся кноре. Он едва успел сунуть в нее голову, как предсмертная судорога скрутиланоги, задергался и застыл, задние ноги вытянулись в струнку.

Иггельд, плача от счастья, выбежал, ухватил тяжелое тело,выволок, из темноты вроде бы сверкнули злые желтые глаза, но он ничего не хотелзнать и бояться, присел и кое-как взвалил тушу на плечо. Ветер снова пыталсясвалить с ног, но теперь Иггельд уже шел, прижимаясь к стене, цепляясь закамни, считал шаги, чувствуя, как дрожат от изнеможения ноги, а когдапоказались родные камни у входа, взмолился, чтобы хватило сил дотащиться идоволочь тяжелую добычу.

Да, он тогда добрался, донес, отодвинул камень, втащил,закрыл за собой и, без отдыха, доволок кабана до костра. Черныш прыгал, сбивалс ног, вылизывал, рассказывал, виляя хвостиком, какой он хороший, никуда небегал, ждал, даже в огонь не лез, ничего не трогал.

Огонь все еще горел, Иггельд, стуча зубами, подбросилполеньев и принялся разделывать кабана. Обессиленный, он помнил, что сумелподжарить большой ломоть, съел, тут же усталость заполонила все тело, он заснулпрямо у костра.

Проснулся от того, что рядом сопело и чавкало. Еще не придяв себя, ощутил, что произошло страшное, поспешно поднял веки. Черныш, уже сотвисшим брюхом, доедал кабана. Почти доедал: половина обглодана, выедены всевнутренности, и, самое страшное, из-за чего Иггельд застонал и заплакал, –в первую очередь сожрано все сало, его Иггельд старательно срезал и сложилотдельно.

– Плюнь! – закричал Иггельд страшным голосом, носам же устыдился собственной глупости. – Что ты наделал!.. Как же я безтебя?

Черныш смотрел чистыми честными глазами. Увидев, чтородитель проснулся, взвизгнул и, прыгнув к нему, лизнул в нос.

– Как же я без тебя? – повторил он ужебезнадежно. – Черныш, у меня ж никого, кроме тебя, нет на всем свете…

Он обхватил большую лобастую голову, язык на мгновениезамер, ощутил соленые слезы, но тут же заработал чаще, с неистовым рвением,стараясь вылизать своего родителя, утешить, вылечить.

– А кто вылечит тебя? – прошептал Иггельд.

Он не выпускал его из объятий, плакал, а Черныш сопел исочувствующе вздыхал. Так, обнявшись и обессилев, оба заснули. И спали долго,Черныш – потому что любил поспать, а Иггельд не успел отдохнуть исогреться, да и потому, как он потом думал, что страшился проснуться рядом смертвым дракончиком.

Спали они не меньше суток, если не двое. Проснулся голодный,во всем теле ни капли усталости, а только жажда двигаться, прыгать, ворочатькамни. Осторожно разлепил глаза, и Черныш, что спал мордой к нему, тут жеприоткрыл один глаз, убедился, что папа уже проснулся, распахнул оба глаза иприглашающе подпрыгнул на всех четырех: давай играть! Кто от кого удирает, акто гонит и валит на спину?

Иггельд, не веря глазам, всматривался в его морду. Похоже,за время сна даже подросла, раздалась в стороны. Нос холодный, глаза ясные,губы не лопаются, а сам дракончик переполнен энергией.

– Ну ты и салоед, – прошептал он счастливо. –Как же ты выжил?.. Расскажу Апонице…

Черныш понял по голосу, что можно целоваться, ликующебросился на грудь любимому папочке, повалил, облизал, Иггельд тоже обнимал,целовал, щупал, чесал, хватал на руки и бегом носил по пещере, приводя Чернышав дикий восторг.