Куявия - Юрий Никитин

– Эх, – сказал Апоница с сожалением, – у тебямного любви к драконам, но мало выдержки. Ты же сам знаешь, что легко приучитьслушаться любого, пока он сыт и весел, и трудно, если устал.

– Он не устал!

– Молодому дракону скучно, – сказал Апоницанаставительно, – когда его подолгу заставляют повторять одно и то же. Унего голова устает раньше, чем ноги. Это старый может выполнять команды добесконечности, а молодому хочется играть! Вот и делай так, чтобы обучениепоходило на игру!.. Ты тоже подстраивайся под него…

– Я?

– Если ты умнее, – сказал Апоница сусмешкой, – то тебя это не унизит, а только развеселит. Играя с драконом,научить его слушаться себя беспрекословно – что может быть лучше? Да тывсе и так делал играя, а сейчас делаешь вид, что для тебя это новость!

С этого дня Иггельд ежедневно ездил у Черныша на спине,заставляя бегать все дальше и дольше. Все повторялось, хотя теперь дракончикперепрыгивал даже широкие трещины с Иггельдом на своем загривке. НаконецИггельд приучил его носиться, как ветер, огромными прыжками, он сам на спине идва мешка с камнями по бокам, но быстро взрослеющий Черныш перестает ощущать итакую тяжесть, приходилось то заставлять бегать до изнеможения, то нагружатьеще и еще, а потом мчаться по прямой, обгоняя птиц.

Возвращались не раньше, чем Черныш начинал уставать, Иггельдчувствовал, что недалеко до момента, когда дракон перестанет слушаться, и, едваостанавливались перед пещерой, хвалил, обнимал, чесал, гладил, чистил уши.Вскоре у Черныша наросли такие мышцы, каких Иггельд не видел даже у самыхмогучих взрослых драконов. Когда-то это позволит отрастить могучие крылья, апока он, как бескрылый кузнечик, скакал по камням с такой легкостью, которуюникогда бы не показали драконы из питомника.

Но уже не детеныш, а для подростка другие требования:Иггельд часто лупил толстой палкой по спине и груди молодого дракона, а потом ипо животу, подавая это все как игру, и у Черныша там в ответ утолщалась кожа,нарастали чешуйки. Теперь ему для прокорма требовалось много мяса, но, хорошоэто или плохо, после обильной кормежки Черныш почти полностью терял слух иобоняние, старался забиться в нору и спать, спать, спать…

Крупного оленя теперь съедал целиком за раз, но зато,правда, этого хватало на пару недель. Правда, через неделю готов сожратьвторого, но, если не дать, как будто и не чувствовал голода. Несмотря на то чтосъедал всегда с костями, копытами и шерстью, приходилось долго ждать, когдачто-нибудь наконец-то выпадет из-под хвоста. Обычно это случалось наседьмой-восьмой день после кормежки, Иггельд сперва тревожился так, что местане находил, совсем забыл про такую важную мелочь из жизни этих больших ящериц скрыльями.

* * *

В первый и даже второй год не было даже намека на крылья,просто крупная такая, толстая ящерица, даже не ящерица, а жаба с нагловыпученными глазами, на третий год наметились бугорки, начали приподниматься.Черныш беспокоился, часто переворачивался на спину и ерзал так, а верхблаженства для него наступал, когда Иггельд чесал по этим выступам палкой илискреб жесткой щеткой.

Затем, когда зуд достиг такой степени, что Черныш не могзаснуть, бугры лопнули, оттуда высунулись жалкие культяпки крыльев. Пока ещетолстенькие жилистые пальцы без всякого намека на перепонки, потом медленнопошли в рост, и восхищенный Иггельд понял, что крылья – это всего лишьпередние лапы, у которых между пальцами натянуты перепонки. Как у жаб, которымдраконы – прямые родственники. Только если у жаб вся мощь в задних лапах,а передние у нее просто жалкие отростки, то у драконов передние разрослись, пальцывытянулись, перепонки между ними оставались такими же тонкими и прочными, чтопервым драконам помогало перепрыгивать с дерева на дерево, а потомперескакивать пропасти, а их потомкам уже позволило летать.

По всем старым летописям Иггельд знал, что в глубокойдревности драконы были только с двумя лапами, задними, а передние превратилисьв крылья. Все птицы, которые тоже были ящерицами, а потом их боги превратили вптиц, тоже только с задними лапами, но у драконов есть и все четыре лапы, и…крылья! Апоница отмахивался от вопросов, слишком занят, чтобы ломать голову надчепухой, что не относится прямо к кормлению и воспитанию драконов, другиедракозники даже не желали слушать.

И все-таки он сам дошел до ответа, когда вспомнил, что уящериц отрастают оторванные хвосты, у раков – клешни, у кузнечиков –оторванные ноги. Иногда природа ошибалась, и вместо оторванной лапы отрасталхвост, у раков часто вместо оторванной клешни отрастал усик, он сам виделоднажды ящерицу, у которой вместо хвоста отросла лапа. Иногда лапы отрастали наместе глубоких ран. Скорее всего, у одного дракона на месте ран отросли лапы.Он выжил и дал потомство, а его дети сумели тоже выжить и постепеннорасплодились. С четырьмя лапами получили преимущество, и двулапых драконовпостепенно вытеснили. Двулапые остались, по слухам, только в горныхтруднодоступных районах Артании.

Хотя, подумал внезапно, муравьи и есть шестилапые. Или ужуков вот и крылья, и все лапы на месте. Почему дракон должен быть похож надвулапую утку, а не на прекрасного крылатого жука?

Крылья отрастали быстро, но, понятно, пока что на такихкультяпках не летать, Иггельд начал учить Черныша растопыривать их по команде,Черныш с готовностью принял игру, и когда Иггельд уже убедился, что всеполучается, Черныш все забегал вперед и прыгал перед ним: ну скажи, чтобы яраспахнул крылышки, ну скажи!.. Ты увидишь, какой я послушный!

Иггельд вынужденно хвалил, чесал и гладил, думал, как же нехватает мудрого и опытного Апоницы, ведь так из дракона можно сделать иникчемного чесуна, что привыкнет лезть на ручки к папе и подставлять холку длячесания.

Когда крылышки отросли побольше, Черныш еще не понимал, чтос ними делать, пока что это было добавочное место для чесания

Драконы, как слышал Иггельд, жили раньше в горах надобрывами, и когда их дети подрастали, просто бросались с обрыва и растопыриваликрылья. Ветер подхватывал, так учились летать. Многие все же разбивались, этопоследний отбор. Но, понятно, своего Черныша не подвергнет такой жестокости…

Черныш бегал за ним в восторге, размахивал крылышками, какпапочка руками, что всякий раз хвалил и чесал, называл умницей.

Однажды, когда бежали против ветра, Черныш поднялся ввоздух, пролетел пару шагов и, от изумления перестав махать культяпками, такшмякнулся мордочкой, что взвыл, заскулил, смотрел с патетической обидой на злойи несправедливый камень, что вот так взял и напал на него просто ни за что.Иггельд поспешил на помощь, побил камень, чтобы не обижал его дитятю, Чернышсразу же успокоился, видя немедленное отмщение, лизнул папу и попробовалзалезть на ручки.

– Отвыкай, – сказал Иггельд, – хотя мнесамому жаль, что уже не подниму тебя, бычок… Ну что, на сегодня хватит?

Нет, заорал Черныш молча. Нет, давай еще!