Кровь, Молоко и Шоколад. Часть первая - Кэмерон Джейс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не знаю, для кого я пишу этот дневник, и понятия не имею, кому захочется его прочесть, на случай, если я не вернусь после того, что я задумала совершить. Я даже не уверена, для кого предназначен этот дневник. Быть может, я просто пишу все это, чтобы, в конце концов, принять решение. Правда в нас размыта и неясна, пока она не принимает очертания на бумаге. Написание этих слов поможет мне прозреть и понять, как я стала той, кто я есть. Надеюсь, я смогу найти некую мудрость и смысл в том, что пишу. Ведь для этого на самом деле и существуют дневники. Разум — залог хитрой реальности; чаща воспоминаний и восприятия, где личность может затеряться. Написанные слова режут острее меча, они способны раскрыть наши души, словно кровоточащие книги. Как только ты откроешь одна такую, правду уже не скрыть. Один известный писатель нашего королевства однажды сказал: «Если не о чем писать; остается лишь сесть и истечь кровью.» Я искренне верю ему.
В этом дневнике, я попытаюсь уловить самую суть того, что произошло со мной с самого начала. Не на все важные вопросы будут даны ответы, впрочем, кое о чем я расскажу. О себе. И только о себе. Потому что я в жертву принесли лишь меня. Все кроется в природе вещей: какими они были и какими стали. Меня поражает, когда кто-нибудь упускает саму суть какой-либо сказки. Как можно судить об истории, или о ее персонаже, не узнав начало истории? Как можно судить меня, Королеву Скорби, даже не зная, через что мне пришлось пройти?
Я чувствую, как стены Шлосса сужаются вокруг меня, мучая невыносимыми воспоминаниями, невообразимыми событиями, и непростительными поступками. Тьма ложится на эти стены, словно крадущиеся тени, которые погрузят мир во мрак навечно. Я чувствую себя так, словно я в ловушке в чреве самого кита за все мои грехи и нет мне за них прощения. Сказать по правде, здесь не только мои проклятые воспоминания… здесь мое будущее. Я пишу все это потому что вот-вот должно произойти одно душераздирающее событие. Событие, о котором я сейчас даже не могу говорить. Все, что я могу сказать, что через пару часов, когда часы пробьют двенадцать, я буду вынуждена сделать нечто ужасное, невообразимое и по-настоящему непростительное, нечто, что в дальнейшем прояснит не только мою судьбу, но и судьбу всего Королевства Скорби. Если бы Вы оказались в моей ситуации, чтобы Вы выбрали? Наименьшее зло, чтобы предотвратить ущерб, или же наибольшее, которое положит конец всему? Во всяком случае, начну сначала: со дня, когда мир заключил меня в свои сети обмана.
Глава 10
Дневник Королевы
В день моего рождения на Можжевеловом дереве в саду нашего замка выросло единственное яблоко. Проклятое Яблоко.
То был весьма редкий фрукт; самый востребованный в Европе. Яблоко непревзойденной сладости и неземной спелости. Некоторые приписывали ему лекарственные свойства, а также считали символом богатства и защитой души против одержимости демонами. Его редкость и вкус были сравнимы разве что с золотом и бриллиантами, если б только те можно было есть. Появилась даже известная поговорка: «Проклятое Яблоко в день и все Скорби долой». Немногие знали, почему слово «Скорбь» было капитализировано в этом предложении. Я и сама узнала, почему лишь годы спустя.
То единственное, наивкуснейшее Проклятое Яблоко, что выросло в день моего рождения, было еще ценнее. Оно было первым за семь лет, что выросло на моей родине, Штирии. Безымянная ведьма… мы не произносили ее имени… прокляла мою родину в Восточной Европе, много лет назад. Каждый раз, когда дерево плодоносило, яблоко на нем гнило и кишело червями. Никакими чудесными заклятиями и молитвами не удавалось снять проклятие. Поговаривали, что эта ведьма была прародительницей всех ведьм, что ее душа темнее глубокой ночи. По каким-то непонятным для меня причинам, она прокляла нас, не имея намерения избавлять нас от своего злобного присутствия.
Все изменилось в тот день, когда я появилась из чрева матери на свет божий. Никто не знал, как это было возможно, или почему произошло. Все в один голос твердили, что я особенная принцесса, которая будет расти и процветать и, однажды, быть может, будет управлять Штирией. Слуги в нашем замке пускали слюнки от одного взгляда на красное и спелое яблоко. Они смотрели так, словно это был источник молодости, который мог бы утолить их жажду и омолодить их душу. Некоторые падали на колени и воздавали хвалу Помоне, Богине Плодородия, которую никто никогда не видел, за ее благословение. Но Помоне молились сплошные дурни, прочие же на нашей земле знали, что это я спасла их. Я обладала силой, чтобы бросить вызов той ведьме, чье имя не называют. Мое рождение, Кармиллы Карнштейн, дочери Теодоры и Филлипа Второго, стало чудом из чудес. Мой приход в этот мир стал откровением, знаком, и некого вида восторгом: первое Проклятое Яблоко за семь лет.
То малое, что мне удалось узнать, то было не удачное совпадение, не просто сказочка для бедняков и крестьян Европы. Откуда мне было знать, что я часть вселенского плана в вечной вражде между добром и злом? Появление прекрасного ребенка, цветущих яблонь и конец проклятия было лишь прелюдией к эпической сказке о любви и скорби.
* * *
Моя матушка была красивой, но ужасно упрямой графиней Теодорой Гольдштейн; позднее она рассказала мне, почему яблоки называют проклятыми. Не смотря на то, что точно сам никто не знал, существовало множество легенд. Одни полагали, что всему причиной цвет и сок яблок. Другие же говорили, что древние племена убивали друг друга ради этих яблок, оттого они и кроваво-красные. То было необычное яблоко, то, что сняло семилетнее проклятие, с его помощью Штирия добилась экономического благополучия, за которое долгое время сражались, почти умирая с голоду, в предыдущие годы снежные бури бушевали не утихая… виной тому, вероятно, была безымянная ведьма. Прежде, экономика Штирии была основана на экспорте яблок.
Существовала некая народная древняя легенда, которая для меня оказалась бессмысленной, но ее мне рассказала матушка. Она была о парне по имени Пирам и девушке, по имени Фисба, они влюбились друг в друга вопреки воле родителей, две семьи терпеть не могли друг друга. Они жили в