Великий Змей - Серж Брюссоло

Два месяца спустя.

Зигрид спала на соломенной циновке, когда весь хрупкий картонный домик, где она жила со старой Аха, стал сотрясаться. Девушка встала, как по тревоге, и сжала кулаки так, что ногти вонзились в кожу. Гул поднимался из центра земли, проходил по балкам, по полу, заставлял сотрясаться шожи — раздвижные перегородки, разграничивающие помещения в доме. Это был невероятный хруст, лязганье огромной пасти, перемалывающей кость большую, чем теншу, сторожевую башню крепости. Зигрид знала, что все это значило: живший в морской пучине дракон проснулся и начал свое подрывное дело. В тот самый момент он вгрызался в скалистый фундамент острова, прогрызая подводное основание вулканического пика, на котором и находились все жители деревни. Ощущения были ужасными, словно находишься на вершине дерева, которое рубят дровосеки, и слышишь, как отзвук ударов железных топоров проходит под корой, достигает самых высоких веток, а затем медленно чувствуешь, что ствол качается, наклоняется… раздается хруст, и наконец дерево падает, шумя листвой… и человек падает вместе с ним.

Зигрид схватила свое хлопковое кимоно, чтобы вытереть пот с груди. Было очень жарко. «Атсуи десю», — повторяли по поводу и без повода на старинном японском языке, чтобы подчеркнуть трагичность событий. До жатвы оставалось еще три месяца. Лето было жарким, какое давно никто не помнил. Несмотря на веселое пение птиц и яркие бодрящие цвета дикорастущих трав, все население вот уже несколько недель готовилось к катастрофе. И хотя все ждали худшего, было невозможно не хранить в сердце надежду. Говорили, что дракон может снова уснуть или повернуть морду в другую сторону и обратиться к океану, продолжая ползти к следующему архипелагу.

Амото был красивым вулканическим островом, с легким и хрупким основанием. Острову повезло, он покрылся слоем плодородной почвы и таким образом дал жизнь растениям, которые хорошо укоренились, в отличие от многих соседских островов, с которых при малейшем порыве ветра уносило землю, оголяя скалы. Жизнь на этом острове была легкой и приятной… И вот дракон задумал изгрызть его, разбить основание, которое связывало остров с подводной каменистой структурой.

— Он просто подрывает землю под нашими ногами, — говорила окасан («мама» Зигрид), вытирая слезы. — Это конец света, моя бедная девочка. Когда монстр окончательно разгрызет основание, на котором мы стоим, остров перевернется, как терпящий крушение корабль, и мы все утонем, затянутые в воронку. Ох! Нам надо готовиться к смерти, привести в порядок вещи, попросить у богов прощения за наши прегрешения.

Зигрид не была с ней согласна. Ей только двадцать лет, и у нее большие планы. «Это все от наивности», — считала ее мать.

— Аха, мама, — сказала Зигрид. — Нет никакой уверенности в том, что остров перевернется. Некоторые острова разом пошли ко дну, это правда. Но обычно это были тяжелые, увесистые почвы. Амото же, к счастью, состоит из пористого камня, как и все острова вулканического происхождения. Возможно, он будет держаться на воде даже тогда, когда ничто не будет связывать его с подводным основанием.

— Как же ты глупа, мое бедное дитя, — отвечала ее приемная мать. — Мы, конечно же, пойдем ко дну! Да так, наверное, и лучше. Мне невозможно будет решиться жить на земле, которая плавает по воле волн. Как плот! Жить на плоту, как потерпевшие кораблекрушение, ты этого хочешь? У тебя нет чувства собственного достоинства, дочь моя.

Зигрид не пыталась с ней спорить. Аха была старой и немножко не в себе, она проповедовала идеи прошлого. Женщина упорно продолжала говорить на старом японском, который почти все забыли. Она считала, что дрейфовать на оторвавшемся от корней острове — это позор, избежать которого можно лишь с помощью харакири.

Зигрид хотела жить, ей совсем не улыбалось разрезать себе горло лезвием кайкена,[9]небольшого кинжала, который женщины прятали у себя на груди под складками кимоно.

Земля дрожала у нее под ногами, накренялась, словно палуба тонущего корабля. Статуэтки уснувших богов, стоявшие на токонама (семейном алтаре), с грохотом попадали на пол. Некоторые из них разбились.

«Остров наклоняется», — констатировала девушка. Она была парализована страхом и стояла все еще не одетая, не решаясь даже накинуть кимоно. Теперь Зигрид больше не питала иллюзий, дракон вгрызется еще пару раз и закончит свое разрушительное дело — у острова больше не будет основания. Он поплывет или погрузится в пучину… Никто не мог знать.

Зигрид поспешно оделась, отодвинула раздвижную перегородку. За ней молилась ее «мать», прижав лоб к татами[10]и умоляя уснувших богов проснуться на короткое время, чтобы прогнать дракона.

— Ох! — стонала она. — На минуточку, только на минуточку.

Но божества, повергнутые в болезненный сон, никак не могли внять ее молитвам.

— Дочь моя! — позвала Аха. — Иди, я обниму тебя. Мы умрем, обнявшись. Не оставляй меня, ты же знаешь, я всегда боялась воды. Вспомни: я так и не захотела подняться на корабль твоего отца. Я не хочу утонуть в одиночестве! Помоги мне умереть!

Зигрид мягко отстранила ее. Она не была так покорна судьбе, как эта женщина. Ей хотелось верить, что все еще возможно. Она вышла на веранду в тот момент, когда лестница стала шататься. Благодаря свету фонариков, Зигрид видела, что большие трещины уже поползли по саду, разбитому в стиле дзен, расталкивая камни, расположенные так искусно. Остров страдал. Внезапный наклон его выступающей части расколол основание. Остров мог рухнуть с минуты на минуту, рассыпавшись на бесконечное количество маленьких рифов. Судьба острова должна была решиться в ближайшую четверть часа.

Люди бежали по деревне, держа в руках фонарики, стараясь осветить себе путь в ночи. В толчее случалось, что хрупкие бумажные фонари загорались и превращались в быстро сгоравшие огненные шары, которые падали с высоты бамбуковых палок прямо на голову их владельцев. Это была ночь страха и большого переполоха.

Раздался грохот, и остров стал еще быстрее уходить под воду.

Предводители армии, вооружившись палками, старались сдерживать хаос, но напрасно. Многие моряки уже спустили на воду лодки, предварительно посадив в них семьи. Паника превратила в сумасшедших тех, кто обычно был добрым и отзывчивым. Они вдруг бросались в море, сталкивали женщин и детей с пирог, чтобы завладеть их местом!

Остров теперь накренился так сильно, что некоторые здания и плохо закрепленные на фундаменте памятники стали падать. Один бумажный дом сорвался со свай, на которых стоял, и стал скользить по деревне, как санки по снежному склону. По мере движения в этом хаосе дом разваливался, теряя свои перегородки. Огромный гранитный будда, словно пушечное ядро, выкатился из ниши, куда его поставили. Он катился, подпрыгивал, давил тех, кому не посчастливилось оказаться на его пути. Было тяжело смотреть на это смертоубийство в тот самый момент, когда остров собирался пойти ко дну.